Шоссе Петля - Олег Новгородов
Я узнал в плачущей женщине Катьку: она сидела на перекладине песочницы, вытирая слезы рукавом джинсовки. Никто и не думал ее успокаивать, и, отревевшись, Катька завела пластинку о мужниных ключах. Судя по реакции аудитории, до моего прихода текст успели выучить наизусть.
- Да ты че нам Маратом своим мозги полощешь? – рявкнул на нее кто-то. – Всех уже достала!
- А я говорю – вернулся он, сами же знаете – вернулся, вернулся!...
- На кой хер ему возвращаться? – с ухмылкой спросил Карлыч, председатель гаражного кооператива. – Он, бедный, с тобой запарился: денег заработай, одень-обуй-накорми, а ты на всём готовеньком, да еще дождись, пока из-под любовника вылезешь. Пусть отдохнет муженек твой.
Это было в самую точку. Частенько, намаявшись в отсутствие жены, Марат плелся забирать ее из кафе «Снежок» или из такого же злачного местечка остановкой дальше. И правильно делал: Катька с легкостью просаживала в бильярд его премию, а как-то притащила в гости парочку амбалов, выкинувших Марата на улицу, чтобы не мешался.
Катька опять зарыдала, закрыв лицо ладонями.
- Что за бодяга? – я хлопнул Бугрова по плечу.
Он обернулся ко мне.
- Мои пропали куда-то. Лидка с Михой. Я приезжаю, а дома никого. С мобильных не отвечают, а Лидка без меня никуда… вообще ни ногой. Помоги искать.
- А ты уверен, что они на районе? Может, двинули куда в центр? Ну, в гости, еще куда…
- Сказал же – Лидка одна невыездная. Уговор у нас такой. И на сотовый не дозвонюсь никак, гудки есть, а трубку не снимает. Ни она, ни Мишка. Здесь они где-то, сто пудов. И этот… тоже где-то рядом, - пробурчал он.
- Кто – этот? – не врубился я.
- Кто-кто! Облезлый, вот кто! Поможешь? - он добавил что-то еще, но в небе загрохотало так, что я не разобрал ни слова.
Сзади подкатилась не первой свежести «пятерка» - кто-то из Серегиных корешей.
- Помогу. Чего нужно-то?
- Тебе вон те два подъезда. Поводи там жалом, у Михи карифанов херова туча, вдруг забурился к кому, сидят на хате и водку бухают, а Лидка его ищет…
- Ладно.
____
Я честно прошел первый из двух порученных мне подъездов сверху донизу, но безрезультатно. Если Мишка и пил водку с кем-нибудь из дружков, то делали они это молча – квартиры словно повымерли. Отдышавшись, вошел во второй подъезд – крайний с торца здания. Ради справедливости надо признать, что я не раз и не два обращался к Бугрову за помощью, и он мне не отказывал, хотя близкими друзьями мы не были.
На шестнадцатом этаже я остановился, чтобы перекурить. Мишка как в воду канул: тишь да благодать. Стряхнув пепел в прикрученную к перилам консервную банку, я поставил ногу на железную ступеньку лестницы на чердак, и тут наверху что-то зашуршало: будто подошва шаркнула по грязному полу.
Задрав голову, я обнаружил, что крышка люка откинута, а проем зияет чернотой.
«Безобразие», подумал я. После серии терактов в Москве наша префектура так и не раскошелилась на кодовые замки, но входы и выходы в технические помещения строго держали закрытыми. Света на чердаке явно нет; может быть, электрик устраняет там поломку?
- Эй, кто там? – крикнул я.
Ответом мне было мерное щелканье реле в машинном отделении.
Я опустил в «пепельницу» бычок и, взобравшись по лестнице, осторожно выглянул на чердак.
Увидеть что-либо было нереально. Вот почему их обоих – и Мишку, и Лиду – нашли уже другие; я только поднял тревогу. Без фонаря по чердаку не шляйся – пути не будет… с Лидкой так и случилось. Она лежала в полуметре от люка, и я мог бы дотянуться до нее рукой, но не знал, что она там лежит; споткнувшись на бегу о длинный обрезок газовой трубы, она при падении сломала себе шею так, что позвоночник пропорол кожу шеи изнутри.
Мишка сидел неподалеку, прислонившись к вертикальной опоре. Он умер на какие-то пять-десять минут раньше своей матери.
Но, повторюсь, я их не видел.
Слева в сплошном мраке белел длинный прямоугольник – слуховое окно. Вот оно и давало немного света: за ним висела луна. Стекло пропускало всего пару тонких лучей, но они упирались в пол под окном; там-то я и различил носы мужских ботинок. А над ними – стрелки брюк.
Мой взгляд сам собой пополз кверху, по застегнутому на три пуговицы пиджаку, до воротника рубашки – а над воротником плоско желтело овальное выщербленное пятно.
Я вернул глаза на уровень