Моё пост-имаго - Владимир Торин

Банк на площади Неми-Дрё – мрачное место, и люди, что там служат, ему под стать. Пустодушные, черствосердые, безразличные. Их волнует лишь процент, который начисляется им с каждого пенса, который они у вас забрали. Но обыватели не знают этого – не хотят знать. И продолжают вставать в серую очередь к конторским столам и грабительским кассам. Все те, кто входит в двери «Ригсберг-банка», так не похожи друг на друга, но, тем не менее, они обладают одной общей чертой – верой в то, что пусть лучше напасть свершится завтра, чем сегодня. И служащие банка, скажу вам по секрету, не зовут их посетителями, клиентами или еще кем-то в том же духе – они называют их «безнадегами». Да – все оттого, что они, мол, уже пропали, хоть пока что и не осведомлены об этом. И в конце дня каждый клерк сдает табель с количеством обслуженных безнадег.

Безнадеги думают, что им помогут – главное рассказать свою личную драму – да подлиннее, да послезливее. Знали бы вы только, какие истории они рассказывают, какие передают слухи, какими делятся сплетнями. И все это оседает в головах людей за столами и, в частности, в голове вашего покорного слуги.

Так вот, если говорить о тех самых безнадегах, то сэр Редьярд Крамароу числился в банке не просто рядовым безнадегой – он был занесен в так называемый «Грабий список». Это список людей, чье имущество за невыплаченные долги банку следует конфисковать в самые краткие сроки. И вышло так, что его дело было поручено мне.

Я всегда отличался склонностью к методичности, последовательности и прекрасно исполнял свою работу. С пустодушием, черствосердием и безразличием были кое-какие трудности, но день ото дня я видел живое напоминание того, что лучше быть тем, кто заносит безнадег в списки, чем самому быть безнадегой. Поначалу сэр Крамароу для меня был просто тускло пропечатанной фамилией в бланке, одной из тысяч. Но, когда мне сверху пришел номерок его дела и я полез за нужной папкой, все изменилось. Хотя тогда я еще и предположить не мог, чем оно все обернется лично для меня.

Я внимательно изучил бумаги, лично познакомился с сэром Крамароу, услышал его историю, даже прочел книгу профессора Гиблинга. Да, подход и въедливость – это в бюрократической среде ценится превыше всего. Изучая дело о разорении Редьярда Крамароу и выискивая все возможные краники, из которых, если как следует стукнуть по трубе, может высыпаться пару лишних пенни, я и сам не заметил, как погрузился в историю Черного Мотылька с головой.

Я будто бы просто заболел. Эти джунгли, эти племена и экспедиции, эти бабочки, в конце концов, были настолько чужды моему конторскому этажу с серыми обшарпанными стенами, потресканными колоннами и тусклыми лампами, что я будто открыл крошечное окошко в другую жизнь. История экспедиции Гиблинга меня захватила, как какой-то роман. А сэр Крамароу… что ж, вы с вашим обаянием, сэр, вашим природным даром убеждения, вашей слепой (казавшейся мне поначалу глупой) верой в свою мечту, так отличались от моих коллег, господ-в-футлярах с бесцветными глазами и скучными фамилиями, вроде Тоддс, Додсон, Томсон, Гиббс… Пиммз, что казались мне каким-то невероятным чужестранцем. Я стал искать любой повод, чтобы встретиться с вами, чтобы послушать ваши истории.

Но я был бы не я, если бы во время изучения дела сэра Крамароу, не продолжал выискивать способы, как обогатить моих хозяев, господ Ригсбергов. А потом я решил, что Ригсберги и так богаче всех в городе и пора подумать о личном благосостоянии. Моя конторская меркантильная жилка… О, прошу вас, не нужно этих презрительных взглядов. Это Габен. Мой мотив – всего лишь главный мотив этого проклятого города каждое утро продирать глаза и запускать свое машинное сердце.

Уж не помню, когда именно, но во время своего ежедневного корпения над бумагами сэра Крамароу у меня родилась идея. Идея, как обогатиться. Сэр Крамароу рассказывал о Черном Мотыльке с такой горячностью, он был так убежден, что тот существует и все истории о нем правда, что я просто не мог не поверить. Да, многие считали его фанатиком и безумцем, страдающим манией, но это не означало, что он был не прав. Сперва по своей недальновидности я расценивал Черного Мотылька просто в качестве уникального зверя, заработать на котором можно как раз таки благодаря его уникальности, но изучая его, слушая все больше историй о нем, я вычленил для себя самое важное… Я понял, что самое ценное – это его слезы. Слухи, передаваемые туземцами из джунглей лишь шепотом, могут показаться сказкой. Но если подойти к этому с более приземленной стороны… Я просто представил себе потенциал данной идеи: лекарство, излечивающее от всех болезней! Да даже за одну каплю такого лекарства сильные мира сего перегрызли бы друг другу глотки! Но я не мечтатель, нет. Я бюрократ, признаю́сь в этом без тени стыда. Я вижу мир в серо-желтых бумажных цветах, вижу людей и их чаяния лишь в виде колонок цифр. И я не стал вкладывать в это душу подобно сэру Крамароу, я ведь не фанатик – я служащий банка. А служащие банка не могут позволить себе мании, не могут позволить себе впадать в крайности. Я решил подойти ко всему этому предприятию основательно, все продумать и просчитать заранее.

Дело вставало только лишь за планом. Тут у вашего покорного слуги начались кое-какие затруднения, поскольку у меня не было особых связей, не было денег, чтобы вложиться в предприятие подобного масштаба, да и идей, с чего начать, особенно не было. Но, как я вам уже рассказал, в банк заносит совершенно разных людей, и кое-кто из них вскользь упоминал о некоем джентльмене, решающем чужие затруднения, джентльмене, который всегда исполняет условия соглашения, надежном, хитроумном, расчетливом человеке, который не останавливается ни перед чем в достижении поставленных целей. Да, это все – мистер Блохх. Таинственный мистер Блохх… Мне нужно было найти его, и, пойдя по слухам, словно по звеньям цепочки, постепенно я добрался до человека, который знал, как именно связаться с мистером Блоххом. Все оказалось несказанно просто. О, вы будете смеяться, доктор. Хотя… уж вы все же вряд ли будете смеяться. Я дал объявление