Как стать злодеем в Габене - Владимир Торин
Роберт долгие годы выстраивал вокруг себя кирпичную стену, за которой прятался от жестокой правды. И вот, замуровывая себя, в какой-то миг он так и замер с кирпичом в руке, глядя в единственный оставшийся проем размером с кирпич в своей стене. И в этом проеме ему открылось все. Он ясно увидел то, что они делают, то, что делает он сам. Вынести подобное было выше его сил.
С ужасом и безысходностью он осознал, что натворил. Как он мог быть таким слепым? Он действительно думал, что устранение помех в стиле Ратца – это шантаж?
Когда его рука сжала тот рычаг, стена, которой он себя окружил, пошла трещинами и развалилась – он все понял.
Роберт Томмс не был убийцей. Но из-за него убили столько людей… Он не просто пособник. Он – организатор всего этого кошмара…
Роберт вернулся из чулана с веревкой. Забрался на стул и забросил веревку на люстру. Связал петлю.
Отчаяние и пустота.
– Я не остановлю их, – прошептал он. – Это все продолжится. Но уже без меня.
Он надел петлю на шею и затянул ее.
За окном шел снег. Скоро Новый год. Где-то в банке лежит «Грабий список»… проклятый «Грабий список»… книга, пропитанная кровью…
Роберт закрыл глаза и шагнул со стула.
Веревка натянулась и заскрипела.
В дверь постучали.
Глава 13. Загадки, отгадки и кое-что о выдирании волос.
Город Габен – неприятное место. Набитое бедами, как подушка перьями.
Одна из бед Габена – это его славная полиция. Так говорят люди. Разумеется, шепотом, три раза проверив прежде, не покажется ли поблизости синий мундир с медными гербовыми пуговицами, высокий шлем или одутловатая рожа. Или же все это вместе.
В Тремпл-Толл все знают: с констеблями из Дома-с-синей крышей лучше не связываться. Для того, чтобы попасть к ним в лапы, не обязательно нарушать закон – они могут схватить вас, если им не понравится ваша прическа, или нос, или если у господина констебля будет дурное расположение духа. В глазах обывателя констебли не слишком отличаются от тех же грабителей, и то правда: ничто так не улучшит настроение представителя закона, как содержимое ваших карманов.
И все же, как ни странно, даже среди них были свои исключения, которые исправно несли службу, следили за общественным порядком, отлавливали шушерников и довольствовались крошечным жалованьем да нелюбовью своих ленивых и продажных коллег.
Одним из таких исключений был констебль Гун, пост которого располагался на улице Вишневой, у высокой кирпичной стены психиатрической лечебницы «Эрринхауз».
Для мистера Гуна день накануне Нового года тянулся неимоверно медленно.
Утром неподалеку от сигнальной тумбы в снегу увяз кэб – констебль помог кэбмену вызволить экипаж. Потом он разнял драку двух старушек, которые не поделили место в очереди к торговцу сахарными крендельками. Около обеда Гун снова поймал на горячем Бикни. Ну что за глупый и нелепый человек! Ладно, тот пытался шарить по карманам прохожих рядом с полицейской тумбой, так у него это еще и выходило из рук вон плохо – худшего воришку не сыскать во всей Саквояжне. Избавившись от Бикни, констебль Гун помог мисс в пальто с лисьим воротником: ей стало дурно – хорошо, что у него в тумбе есть пузырек нюхательной соли. После обеда прибежала племянница мистера Ломбри: она сообщила, что кто-то влез в дом ее дяди и перевернул там все кверху дном. Гун отправился вместе с ней на место преступления – вторженцем оказался Дьюи, сбежавший ручной хорек мистера Паткинса, соседа мистера Ломбри. Хорек был изловлен, словесно осужден за свои проделки и возвращен хозяину, ну а констебль с перевязанным пальцем вернулся к тумбе.
До самого вечера ровным счетом ничего не происходило, если не считать постоянных появлений миссис Труди. Старушка страдала забывчивостью и трижды за один только день подходила к мистеру Гуну узнать, не видел ли тот ее дочь Мередит, и всякий раз ему приходилось провожать миссис Труди домой, напоминая ей, что ее дочь уже пять лет, как умерла от чахотки.
Время ползло. Стемнело. На улице Вишневой зажгли фонари.
Констебль Гун с тоской глядел на джентльменов и дам, волокущих связки подарков, новогодние ели и завернутых в коричневую бумагу гусей. В эти предпраздничные дни, и особенно сегодня, его одолевала хандра: Гун был одиноким человеком – никто не дарил ему подарки, и ему некому было их дарить. Ну а что касается ели или гуся… что ж, не с его жалованьем. Да и какой от них смысл, если ему прозябать на посту всю новогоднюю ночь. Единственное, о чем он жалел, это о том, что пропустит аудиодраму «Мешок Крампуса» – он ее очень любил: эта история будто бы возвращала его в старые добрые времена, когда жизнь еще не казалась бессмысленной и беспросветной стопкой старых газет в дырявом чемодане.
А еще он совсем продрог, нос раскраснелся и распух, то и дело приходилось отряхиваться от снега – служебный зонтик не особо помогал.
Констебль расхаживал у своей тумбы, пытаясь согреться с помощью мыслей о теплом камине и стареньком пледе. В какой-то момент ему даже почудилось, что это помогает.
А потом раздались крики, вырвавшие его из теплых раздумий.
Гун поднял голову. Крики доносились из ближайшего переулка.
– Это еще что такое?!
Он снял с пояса дубинку и поспешил проверить, что там творится.
Из переулка выбежали трое перепуганных нищих. Гун знал их: Сизый Нос, Рыбина Джордж и Заскорузник вечно ошивались поблизости. Констебль относился к ним со снисхождением – в отличие от клопов из своры слепого Бэзила, эти трое не приставали к прохожим и не нарушали порядок. Сизый Нос, Рыбина Джордж и Заскорузник большую часть времени проводили, греясь у бочки в переулке – любой другой констебль на его месте давно выдворил бы их оттуда, но Гун не понимал, зачем просто так гонять этих бедолаг.
Вжимая головы в плечи, с выпученными от страха глазами нищие прошмыгнули мимо констебля.
Кто их спугнул?
– Отпустите! – раздался крик. – Пустите меня! Вы, дурацкие злыдни!
Констебль вошел в переулок. Ему открылось престранное и премерзкое зрелище.
Двое рыжих типов (по их прическам Гун сразу распознал
