Адвокат Империи 9 - Ник Фабер
— В этих трёх коробках?
Мне стоило огромных сил произнести этот вопрос без иронии в голосе. Потому что я знал, сколько бумаги может появиться при работе хорошего прокурора.
А если вспомнить то, что я успел узнать о Виктории Громовой, сомнений, что государственным обвинителем она была хорошим, у меня не возникало абсолютно.
И стоящий передо мной мужчина эти мысли оправдал.
— В этой комнате, — пояснил он, обведя её рукой. — Во всех этих коробках.
— Ясно, — проворчал я, бросив крышку обратно поверх коробки и оглядел заставленные её товарками стеллажи у стен. — Это потребует времени.
— Не знаю, что ты хочешь там найти, — хмыкнул следователь. Видимо, кислое выражение на моём лице от осознания масштабов предстоящей работы его развеселило и опечалило одновременно. — Я просматривал все эти бумаги десятки раз, но так ничего и не нашёл.
— При всём уважении, Громов, но когда ты этим занимался, у тебя не было меня, — не стал стесняться. — Работа с документами — это моя стезя.
Ладно. Похвалились, и хватит. На самом деле, работа предстояла аховая, чего уж тут скрывать. По моим прикидкам, чтобы полностью разобраться в этом деле, потребуется время. Драгоценное время, которого у меня и так немного. И как бы я ни бахвалился сейчас перед Громовым, это было не совсем справедливо. Всё-таки мужик он опытный. Но, как говорится, есть нюанс. И нюансом этим были информация и мой опыт.
Виктория Громова не тот прокурор, что станет гоняться за мелкими головорезами или наркобарыгами. Эта схватка сродни сражению с многоголовой гидрой. Отруби одну голову, и на её месте тут же вырастет две новых. И снова. И снова. И снова. И так до бесконечности. Мелкие сошки легко заменяемы. Атаковать их бесполезно. Даже улицы толком не очистишь.
И Громова прекрасно это понимала. Она видела и, что более важно, понимала общую картину куда более широко. Организованная преступность — это машина. Жёсткий, бесчеловечный механизм, перерабатывающий людские жизни. Но, тем не менее, он остаётся машиной. А любая машина гибнет, если перекрыть ей доступ к горючему.
Для организованной преступности этим топливом являлись деньги. Грязные, зловонные деньги, которые должны превратиться в «чистые» — чтобы купить влияние, купить безопасность, купить всё, что нужно, чтобы жить без страха в комфорте и богатстве.
И она нашла их слабое место. Не бандитские разборки, не наркотрафик, даже не проституцию и любой другой незаконный грешок. Всё это не имело никакого смысла. Просто потому, что невозможно победить в бесконечной схватке. Вместо этого она стала искать дальше. То узкое бутылочное горлышко, через которое проходили запачканные, запёкшейся кровью бумажки, а выходили уже чистыми и законными деньгами.
Виктория поняла: если прижать их здесь, лишить их возможности открыто использовать эти деньги, то… Нет, зверь не умрёт. Но будет обескровлен и ослаблен.
Всё, что мне теперь требовалось, — найти ту связь, которую смогла обнаружить она. Потому что эта информация нужна мне самому. Слишком много совпадений. Райновский, который практически не появлялся в собственной фирме, почти целиком и полностью отдав её на откуп Лазареву. Артём, его сын, ушедший с престижной должности и отдавший место сыну Павла. Трастовые фонды, которыми владел сам Райновский.
Непонятная начальница отдела кадров, в конце концов…
И проблема, как я уже сказал, не в том, что Громов не мог эту связь найти. Проблема в том, что у него не хватало определённого рода навыков, чтобы увидеть ту ниточку, за которую нужно потянуть, чтобы распутать этот клубок.
И тут у меня имелось преимущество. Я знал, что именно надо искать. Ну или, по крайней мере, думал, что знаю.
— Мне нужен будет ключ от этой квартиры, — сказал я после недолгого раздумья. — Выносить отсюда эти бумаги я не хочу.
— Хорошо, — хрипло произнёс хозяин дома и полез в карман за ключами.
— Ты что, на связке сразу два носишь?
— Ещё тупые вопросы будут? — резко спросил он, вынимая из кармана брюк небольшую связку из пары ключей на кольце-брелоке.
Что-то глухо стукнуло об пол, когда он вынимал их из кармана. Повернувшись на звук, я увидел маленький золотой отблеск от упавшего на пол предмета.
Видимо, осознав, что именно случилось, Громов начал озираться по сторонам в поисках пропажи, но я его опередил, просто нагнувшись и подняв оброненный предмет.
— Патрон? — Я удивлённо посмотрел на свою находку.
— Дай сюда! — рявкнул он, едва ли не силой вырвав её из моих рук.
— Ты нафига патроны в кармане таскаешь?
— Не твоего ума дело! — гаркнул он, быстро спрятав его обратно в карман.
Это походило на взрыв. Извержение вулкана. Стоило ему схватить патрон, как на меня полыхнуло такой обжигающей ненавистью, что я едва шаг назад не сделал. Редко когда я испытывал такое ошеломляющее чувство.
Столь сильное, что я в какой-то момент не сразу смог определить, где чужие эмоции, а где мои собственные. Будто снова оказался на том концерте или выступлении Евы, погружаясь в чувства десятков и сотен людей.
Только сейчас передо мной стоял один Громов наедине с чудовищно сфокусированной и не без труда контролируемой яростью.
И сфокусирована она на этом маленьком, блестящем латунью патроне.
Видимо, осознав свою вспышку, Громов тихо выругался, снял один из ключей с кольца и бросил мне в руки.
— На, — проворчал он, отвернувшись от меня. — Забирай. И не вздумай здесь бардак устраивать.
— Да больно надо, — отозвался я, отворачиваясь и снова осматривая стоящие у стены стеллажи.
Да. Работы будет много. И ведь ещё о своей основной забывать не стоит…
* * *
Не без труда я вчера уехал, так и оставив коробки и лежащие в них материалы нетронутыми. Хотелось прямо там начать снимать их с полок и заняться работой. Но я себя остановил. Просто потому, что знал: закопаюсь в них до самого утра, невзирая на усталость, утомление и плохо работающие после долгого дня мозги. А вот толку будет мало.
Так что решение поехать домой отдыхать выглядело довольно здраво. Тем более, что основную работу никто не отменял.
— Доброе утро, — сказал я, заходя утром в отдел.
— Ага, — абсолютно нейтральным тоном отозвалась сидящая за столом Настя.
Чёт как-то холодновато. И я не в плане температуры, а её отношения. Да и эмоции с её стороны какие-то странные… Запутанные и обрывочные. Словно сидящая сейчас за столом девушка и сама толком не знает, что испытывает. Или что хочет испытывать.
При этом, что странно, путаница эта началась в тот момент, когда я вошёл в помещение отдела.
В голову закралась странная и полубезумная мысль, но я отбросил
