Инициализация - Евгений Булавин
«Ангел» остановился и набрал в грудь воздуха.
— Что-то знакомое, Судия? О, ты не первый, ты не последний…
Сначала Инокентий принял это за часть текста, и не на шутку струхнул.
— «Это зрелище потрясло меня до поджилок души. Я понял, что стремление бежать от цивилизации было нашёптано преступной слабостью. Всегда просто бежать. Всегда просто достигать свободу вдали от соблазнов и сложнейшей сети оков. Истинная свобода вырывается кровью и страданиями, пробами и ошибками. Истинная для человека свобода лежит на дне океана неволи. В наивности своей я поверил, что ангел взамен на помощь укажет мне путь к свободе, и начал поиски виновного. Сыщиком я не был никогда. Даже прятки в детстве удавались с горем пополам. Убитый оказался мой старый начальник, жирная самодовольная скотина. Каким-то способом, находясь рядом с его трупом, я впитывал его жизнь, как губка, постигая грубочайшие тонкости его души. Если бы второй ангел не указал мне на эту способность, я бы никогда не обращал на неё внимания — а, следовательно, никогда бы не развил до таких высот. Его жизнь была полна грехов и грешков, как, наверное, жизнь каждого из нас, он был редкостной скотиной с подчинёнными, но я не видел причин наказывать его. Пока не заметил его чревоугодия. Чревоугодие маячило перед глазами, подобно огромному мясистому носу. Вот почему я так долго не замечал его: настолько оно казалось естественным и самоочевидным по меркам его жизни. Ангел сказал, «найди виновного».
Безумец умолк.
— Я не дописал. Знаешь… Судия… когда я порешил последнего, и меня накрыли менты, я подумал, что ангелы предали меня. Только годы спустя понял, что они преподали несколько важных уроков. Свобода постигается в одиночку. У каждого она своя — как вкусовые предпочтения, непереносимость запахов или людей… Когда тебе на блюдечке преподносят готовый бутерброд, жди несварения… Также я понял, что убийство человека — неважно, насколько несвободного или отвратительного, — накладывает неподъёмное ярмо несвободы. Заперев меня в психушке, они продемонстрировали это наглядно. Пару дней назад я вновь убедился в справедливости этой мысли… и допустил ошибку…
«Он… признался! Это он!»
— Прошлые убийства будут висеть на моей душе мёртвым грузом… Я никогда не стану свободным. Да, Судия, я виновен. Иди и передай начальству.
Верёвки ослабли, а затем и вовсе исчезли. С головы сдёрнули скотч — чуть ли не со скальпом.
— Я выведу тебя, Судия, — выдавил «Ангел», возясь с кучей замков на двери.
Инокентий встал на ватных ногах и начал разминать шею. Верёвки жгучим эхом ощущались на запястьях и ахилловых сухожилиях.
— А что с ними? — спросил он, задержав взгляд на обмякших «фокусниках».
— Забудь о них, Судия.
Инокентий подошёл к многоэтажной стойке с разнообразными медикаментами и заприметил скальпель. Бросив быстрый взгляд на психопата — всё ещё ковыряется в замках, — затолкал его в рукав. Лезвие больно царапнуло кожу.
«Ангел» плечом открыл дверь:
— Поспешим, Судия.
Они вышли в «греческую» прихожую. Фальшивая стена бесшумно закрылась, когда «Ангел» тронул подсвечник у окна.
— Я выведу тебя на улицу, Судия.
«Нужно действовать. Он что-то затеял».
Они вышли в подъезд. Видеокамеры блеснули слюдяными объективами, подвешенные в углах под потолком.
Они зашли в лифт с зеркальными стенами и потолком. Инокентий чувствовал, как предательская капля крови ползёт вниз по руке, задерживается на кончике пальца, и… он как можно непринуждённой вздёрнул руку, якобы почесаться. «Ангел», казалось, ушёл в себя и не заметил ничего необычного. Инокентия подмывало вздохнуть, но воздух словно под вакуумным прессом застыл в лёгких.
Они прошли мимо поста охраны. То ли вахтеры не обращали внимания на тех, кто выходит, то ли давно уже привыкли к чудакам в фосфоресцирующих наволочках, но «Ангела» и его спутника они удостоили только секундным вниманием.
На улице было прохладно. Ветер свободно проникал через джемпер. Инокентий пожалел, что не потребовал у психопата вернуть куртку. Хотя… с таким лишний раз лучше не разговаривать.
Больше всего на свете Судия хочет бежать, бежать не оглядываясь, ретироваться, рвать когти. Но не до́лжно бросать дело на финишной прямой, и он внешне покорно следует за безумцем.
«Ангел» остановился у входа в подземные коммуникации дома и открыл дверь ключом. Тьма, теснота и пахучее тепло нахлынули на Инокентия, когда он зашёл внутрь вслед за «Ангелом». Щёлкнул рубильник, и коридор, напоминающий кишку из камня да металла, затопило болезненно-жёлтым светом.
— Закрой дверь, Судия, — сказал «Ангел», бросив ему ключ. Инокентий поймал его правой рукой. «Как хорошо, что спрятал в левую…» Согнувшись в три погибели, они пошли вперёд. Скальпель подрагивал под рукавом, безжалостно въедаясь в плоть.
— Ой!
«Ангел» споткнулся и упал на колени. «Вот оно!»
Изгибом локтя он сдавил мерзавца за горло и притянул к себе. Скальпель выскочил из рукава и звякнул об пол.
«Держать… держать… держать…», молотом стучало в висках.
«Ангел» заехал ему локтём в живот, едва не вышибив дух. На долю мгновения хватка ослабла. «Ангел» тут же высвободился и запыхтел бегемотом. Инокентий вслепую нащупал рукоять скальпеля. Через секунду она торчала из «ангельского» виска.
Инокентий облегчённо бухнулся на спину. От удара позвонки хрустнули на место.
Судия. Их ограбили
Пробудить Фокусника удалось только нашатырём.
— М-м-мать! — сплюнул тот кровью, и прямо в Инокентия. — Ненавижу это дерьмо! Ненавижу! Не найдётся чего сладкого? Шоколад, конфета?
Инокентий достал из кармана ириску.
— Ммм… Тьфу ты, банный кот! Сколько она у тебя валялась? — Несмотря на крики и протесты Фокусник героически прожевал её до конца. Щеки у него тут же порозовели. — Харитон? Это ты?
Обезьяноподобный человечек сидел на кушетке, ощупывая съехавшую набок нижнюю челюсть.
— Не переживай, мы тебя мигом подлатаем… А ты… вы… можно на «ты»? Ты что, не чувствуешь?
— Вы это мне? — очнулся Инокентий.
— Дорогая, нас ограбили! — нервно рассмеялся Фокусник. — Даже я это чувствую. Твоё начальство зовёт.
— Зовёт? — эхом отозвался Инокентий.
Фокусник вздохнул.
— Выходи наружу. Дальше мы как-нибудь сами.
Инокентий пожал плечами и вышел. А что ещё делать?
Судия. Критика практического разума
Он не помнил, как очутился в своей квартире. Он помнил… да какая разница, что он помнил! Азария сидел на диване, листал научный журнал. Йишмаэль — гора и солнце, безучастно следил в окно за голубями.
— Сядь.
Инокентий сел. Азария скрутил журнал в трубочку.
— Как там расследование? Покарал виновного?
— Да.
«В чем подвох?»
— Давно брался за Канта? Прочти дневную норму, и продолжим.
— Ты… серьезно?
— Абсолютно, — подтвердил Азария, разворачивая журнал. — Мы подождём.
Инокентий встал, не сводя глаз с ангела. Он
