Банник - Александр Велесов
–Мне было бы очень приятно, но как я могу Вас отблагодарить? – спросил смущенный художник.
–А не как, я буду довольствоваться просто скромным процентом с продажи Ваших картин. А теперь Вы видите, что даже в этой нашей с Вами бане даже до сих пор имеется социальное равноправие. Мы с Вами в половине которой отдыхали каких-то около ста лет назад князья да графья, а простые работяги в простой половине. И это о чём говорит нам с Вами Пётр Аркадьевич?
–О чём?
– А о том, что до коммунизма нам с Вами как до ближайшей звезды, а стало быть это дело нам надо отметить с размахом. Позвоните-ка в колокольчик мой друг.
Через минуту в бане вбежал поджарый круглолицый человечек в белом фартуке.
– Ну что Терентий вот мы с Петром Аркадичем хотим сегодня отдохнуть так сказать с размахом и хотели бы вызвать сюда двух дам …Ну тех что были у нас в гостях полгода назад, приезжие артисточки.
–Этих давно нет, но у меня на примете есть другие. Подождёте с пол часика? – спросил услужливый Терентий.
–Непременно.
– Тогда я побежал им звонить.
– Да Терентий и главное, чтобы всё по-тихому, -сказал ему Лев Эдуардович и сунул ему за фартук большую цветную бумажку.
– Всё понял товарищи, – произнёс Терентий и поспешно ретировался.
–От социализма и капитализма отличает только идеология, а кушать как говориться хочется всегда… – задумчиво произнёс коммерсант.
Не знали наши товарищи то, что за ними давно наблюдает незримое око социализма, которое представляло собой подслушивающее скрытое устройство, установленное как раз именно гэпеушниками, которых теперь все называли немного по-другому, а потому оба они вскоре оказались в местах не столь отдалённых.
А обдериха Бадунья появилась ещё один раз, аккурат перед началом времени, вошедшим в историю как лихие девяностые.
Была она какая-то не шибко разговорчивая, да и изношенная, потрёпанная что ли. Побыла пару деньков и исчезла. Больше Дементий её уже никогда не видел. А вслед за ней пришли девяностые …
А с девяностыми пришло и лихо… Теперь для Дементия совсем всё перевернулось с ног на голову, превратив действительность в какую-то странную абракадабру, а точнее головоломку которую он уже никак не мог разгадать.
Люди теперь больше походили на каких-то костюмированных кукол, будто были ненастоящие, будто реальность изменилась так, словно весь мир какой-то несовершенной иллюзией.
В бане, а точнее в её привилегированной половине стали появляться молодые мускулистые бритоголовые парни, это конечно были бандиты новой волны, которых по обыкновению сопровождали размалёванные и худые, как селёдки девки, а именно такими их видел Дементий.
Появлялись пожилые уставшие мужчины, называвшими себя авторитетами и покрытыми с ног до головы синими надписями и рисунками.
Были иногда и гладкие упитанные как британские коты перспективные коммерсанты, больше похожие на нэпманов двадцатых годов, как выяснилось, что это всё больше были бывшие партийные боссы.
В половине попроще в основном парились простые заводские мужики, которые были недовольны случившемся переменам и потому после бани обычно нажирались в буфете до поросячьего визга.
А вскоре руководство бани распорядилось для элитной половины, доставшейся от царских времён сделать совсем отдельный вход, чтобы дескать не смущать простой народ, да и поспокойней как никак всем только от этого будет.
А Дементию нужно было во всех половинах за порядком смотреть, но в этом ему помех и не было. Он же дух был нечистый и мог сквозь стену проходить.
Всё менялось настолько стремительно, настолько фантасмагорический, что даже нечистый дух Дементий перестал пытаться разобраться во всех хитросплетениях человеческой жизни. Даже он где-то устал от всего и просто наблюдал словно очередную смену театрального спектакля.
Он не мог поверить своим глазам, когда в баню с бассейном вошёл двойник того самого чекиста из двадцатых годов, лысого с брюхом, который когда-то пытался изнасиловать ФРОСЮ.
Такой же обрюзгший, как Бондарь, с огромными лапищами, тупым, ничего не выражающим взглядом.
–Я Волчан, Волчан, – любил он повторять постоянно без всякой причины.
Волчан обычно приезжал с двумя или тремя молодыми братками, любил рассказывать про свою криминальную жизнь и за что отсидел на зоне пятнадцать годков. Деньгами он сорил и через каждые десять минут вызывал молодого банщика Гену, который пришёл когда-то на смену престарелого Терентия.
Как могла точная копия знаменитого чекиста, борца с контрреволюцией Бондаря переродиться в блатного уркагана Волчана тут было совсем невдомёк Дементию.
–Генка тащи свой зад сюда! – орал он обычно, – Давай звони Лёхе своему. Пускай девок сюда тащит.
Через полчаса приезжала куча девок, причём никто никогда не видел, чтобы он хоть с одной мог покуражиться по-настоящему. Волчан сразу же заказывал море водки, коньяка и шампанского. Девки все вились вокруг него, облизывали его в разных местах, чему весьма удивляли наблюдающего из-под каменки за ними Дементия, потому как в былые времена даже среди проституток он не видел такого бесстыдства. Но от чего Дементий ещё был в шоке, это то, что несмотря на то, что Волчану по очереди со смаком делали минет, у него вялый так и не оживлялся. Но Волчан и этому был рад и после этого шёл по обыкновению в парилку …
Специально для него к этому моменту нагоняли адскую температуру и вызывали парильщика Никитку, который был в этом деле мастак.
–А теперь по мордасам, по мордасам … – любил повторять Волчан в приступе банного экстаза Никитке, который нещадно лупил его веником.
Заканчивалась вся эта сумасшедшая оргия тем что Волчан засыпал на диване голый среди пьяных девиц с довольным и умиротворённым лицом.
Дементий же давно уже стал привыкать и к пьяным разборкам между собой молодых бандитов, а также к стрелкам, которые они устраивали в бане, деля территории и зоны влияния.
А был случай и не один, когда эти стрелки заканчивались и кровью, что совсем не радовало Дементия, потому как природа его сущности, независимо от его желания, получало большой прилив негативной энергии. И это происходило помимо его воли…
Противиться он этому не мог, да у него и не получалось. Он только ещё больше становился от всего этого совершенно безрадостным и совсем безучастным к происходящему нечистым духом.
Он знал, что изменить что-то он не в силах, но где-то там в своей душе, если она и была у него, он понимал, что баня перестаёт быть баней, она теряет свой первородный смысл превращаясь в нечто совсем другое и непонятное для него.
А вместе со всем, что происходило к нему приходило и осознание того, что и его существование теряет смысл.
Но это был конец двадцатого века и наконец пришло время, когда и лихие девяностые закончились. Внезапно пропали и все бандиты, будто сметённые
