Макс Фрай - Карты на стол (сборник)
Сказал растерянно:
– Но таким был он сам, а не я. Куда мне!
И осекся, почувствовав, как по щеке катится очень горячая, постыдно мокрая капля. Самая настоящая слеза, ничего не попишешь, придется признать: я все-таки реву, как дурак. Что, честно говоря, даже к лучшему, сколько можно терпеть.
– Значит, у нашего Марко все получилось, – примирительно сказала Мэй. – Он и правда казался тебе ровно таким, как хотел. Я всегда говорила ему, что это ужасная дурость, но теперь все равно очень рада. Одной победой, стало быть, больше. И если продолжать придерживаться версии о бессмертии душ – а в рамках иной парадигмы лично я сейчас просто не выживу – наши аплодисменты ему совсем не повредят.
И действительно несколько раз хлопнула в ладоши, молитвенно воздев к небу темное, сияющее лицо.
Буркнул сердито:
– Хрен ему, а не аплодисменты. Хватит с него и того, что довел меня все-таки до слез. Сверхчеловека-то, заплевавшего все вокруг, кроме чистого света! Не каждому такое по силам.
– Не каждому, – серьезно согласилась Мэй. – Наш Марочкин – молодчина. Великий мастер доведения до ручки старых друзей, уникальный талант. И, кстати, вот ресторан, о котором я говорила. Стоит где стоял, и даже название прежнее. Не ожидала! Будем надеяться, старый шеф-повар тоже на месте, здоров и благополучен, тогда мы можем рассчитывать на лучший в мире стейк, нежный, как вожделение, влажный, как страсть, кровавый, как сама жизнь, по цене, умеренной, как нравы местной мелкой буржуазии. То есть почти никакой.
Невольно усмехнулся:
– Всегда говорил: хочешь пробудить в Мэй поэта, просто дождись, пока проголодается, а потом покажи ей кусок мяса. Слушай, что она скажет, чавкая и урча, а потом представь, что все это было, к примеру, о Боге. И записывай скорописью, быстро-быстро, пока не забыл.
– Отличный метод, – согласилась Мэй. – На таких условиях я согласна быть поэтом практически круглосуточно. Даже с работы готова уйти, чтобы не отвлекаться на пустяки – при условии, что мясо будет за счет клуба любителей духовной поэзии.
– Это справедливо.
Так заболтались, стоя на пороге, что не заметили приближающегося неприятеля, твердо намеренного сокрушить их стройные ряды. Неприятеля можно было понять: так загородили проход, что даже призраку не протиснуться. А уж живому человеку из плоти и крови – подавно.
– И снова простите мою неловкость, – ласково сказал неприятель, вернее неприятельница, приобняв за плечи обоих друзей и раздвинув их легко, как гардины. Вышла на улицу и направилась к темно-синему автомобилю, ожидавшему ее на углу. Полы распахнутого белого пальто трепетали на ветру, как победоносное знамя.
Хотел вежливо ответить: «Ну что вы, на этот раз вина целиком наша», – или еще что-нибудь в таком роде. Но не смог произнести ни слова. Стоял и смотрел вслед красивой госпоже консулу, думал: «Боже мой, это который уже раз мы случайно столкнулись? Четвертый? Нет, пятый. Уже почти анекдот»
– Господи, какая невероятная женщина, – выдохнула Мэй. – Просто невозможно красивая. Слишком. Таких не бывает. Человеческая плоть, при всем уважении, просто не тот материал, из которого можно лепить подобные штуки… Погоди, а ты с ней, выходит, знаком? Она сказала «снова простите» и обращалась явно к тебе.
– Не знаком, к сожалению. Просто встречаю ее весь день абсолютно везде, начиная с кафе, где мы поутру говорили с Марьяной. Марьяна, кстати, утверждает, что эта женщина – консул какой-то неведомой страны. То есть со страной все наверняка в полном порядке, просто Марьяна до сих пор не прочитала табличку у входа в консульство, хотя ходит мимо каждый день – оно где-то в том районе, возле ее новой квартиры. И, между прочим, в «Black Magic Caffee», где наша красотка в белом пальто при мне покупала конфеты, тоже знают, что она консул. И тоже не в курсе, какой страны… Слушай, а кстати, на каком языке она говорила? Ты разобрала? У меня на этом месте весь день происходит короткое замыкание: смысл ее слов вроде бы понимаю, а язык определить не могу.
– Погоди, – удивилась Мэй, – а разве не просто по-русски?
– Да вроде бы, нет. Или… А знаешь, может, ты и права. Но откуда иностранный консул в Латвии знает русский язык? Ей, по идее, было положено вызубрить латышский.
– Ну мало ли. Бывают всякие полиглоты. Особенно среди ангелов, на которых твоя новая подружка похожа куда больше, чем на нормального человеческого человека. Что, впрочем, ей только в плюс… Пошли лучше жрать, сколько можно торчать на пороге? На нас уже смотрят с некоторым недоумением, и этих добрых людей можно понять. Еще немного, и нам попросту наваляют за то, что устроили тут сквозняк.
Позже, уже за столом, разрезая стейк, вспомнил:
– А, вот же. Марьяна еще говорила про флаг…
– Что за флаг? – промычала Мэй, о чьих отношениях с хорошо приготовленным мясом следовало слагать если не легенды, то хотя бы баллады. Вот героические или любовные – это, конечно, вопрос.
– Флаг над входом в консульство неопознанной летающей… в смысле, неизвестной, но скорее всего латиноамериканской страны, которую представляет наша Снежная королева в белом пальто.
– Для Снежной королевы у нее слишком теплые руки. Лично я ставлю на ангела. Ну, и что там за флаг?
– В Марьяниной версии – какой-то диковинный. Зеленый с шахматными полями по углам. Ясно, что она перепутала, а все равно забав…
– Зеленый, с шахматами?!
Случилось небывалое. Мэй отложила в сторону вилку и нож, даже не подобравшись к середине сочного стейка.
– Послушай, – строго сказала она. – Ты придуриваешься, чтобы меня разыграть, или действительно не помнишь?
– Не помню – что?
– Доктор, у меня и правда провалы в памяти. То есть у тебя. Это же флаг из Марочкиной тетрадки! Помнишь, был у него такой период, когда он забросил писанину и целыми днями рисовал? Флаги, гербы и прочую геральдику, потому что архитектура ему никак не давалась, пейзажи, люди и звери – тем более. Это у нас только ты и умел, но тебя еще надо было уговорить.
– Да не «уговорить»! Просто дождаться, пока я хоть что-то увижу.
Бросился в спор яростно, как в детстве, когда друзья приставали к нему с просьбой нарисовать очередную порцию картинок про волшебные страны и города. Сам хотел этого больше всего на свете, но мог далеко не всегда, потому что…
– Потому что если просто придумывать из головы, опираясь, скажем, на любимые иллюстрации к сказкам, выйдет вранье. Кому оно интересно.
– Да, конечно, ты прав. Извини. Ты еще тогда пытался нам объяснить, что не в твоем желании дело. А мы упорно не понимали, что «увидеть» нельзя по заказу, надо ждать, пока оно само случится. Но речь сейчас не о тебе, а о Маркине, который, помнишь, решил: раз так, буду сам рисовать. И быстро-быстро, буквально за несколько вечеров начертил и раскрасил полсотни флагов. Зеленый с шахматной клеткой – это, собственно, Лейн.
– Господи, надо же. Именно Лейн? Ты точно помнишь? Не перепутала?
– Точно. Ты еще смеялся, что шахматные поля явно для игры в «уголки» – надо же, это в Лейне, оказывается, национальный спорт! А Маркин страшно обиделся, спорил: «Это случайно совпало, я ничего не выдумал, просто точно знаю, что их флаг – такой». И не успокоился, пока ты не сказал, что веришь… Просто, так получилось, я помню все ваши ссоры. Очень тяжело их переносила. Боялась, что сейчас – хлоп! – и все рассыплется. А потом всякий раз выяснялось, вы просто орете, без намерения разругаться навек, не от злости, а потому что – ну, сил, что ли, слишком много? Некуда их девать? Этого я никогда не понимала, поскольку если уж я начинаю кричать…
– О да. Если уж ты начинаешь кричать – считай, апокалипсис на пороге, эвакуироваться не успеем, разве что завещание написать. Потому что ты – самый честный в мире стойкий оловянный солдатик, Майкин. Ничего не делаешь наполовину.
– Это правда, – кивнула Мэй. – Но речь сейчас не обо мне, а о чертовом флаге. Я вот чем больше думаю, тем меньше понимаю – как могло случиться, что Марьяна так точно описала тебе флаг Лейна? Может быть, Маричек ей все рассказывал? И даже давал полистать тетрадки?
– Которые давным-давно сжег? И Марьяна все эти годы хранила информацию, чтобы столь изысканно подшутить надо мной напоследок? Непросто такое вообразить. Но все равно я тоже об этом подумал. И знаешь, все-таки нет. Не может такого быть. Дело даже не в том, что Марко не стал бы ей рассказывать – поначалу он был влюблен по уши и способен на любую дурость. Просто Марьяна не стала бы слушать. Ей неинтересно – про Лейн, флаги и прочее. Более того, она все это ненавидела. И нас с тобой – не только в рамках обычной ревности молодой жены к старым друзьям. А как своего рода мост к «нездоровым фантазиям». Ты знаешь, что она одно время считала нас наркоманами?
