Правда понимания не требует - Саша Фишер
Она быстро вскочила, схватила плащ и выбежала из купе. Каблуки ее туфель прогрохотали в противоположную сторону от контролеров.
Шпатц вздохнул с облегчением и снова взял в руки газету. Мимоходом подумав, что незнакомка забыла свой саквояж. Впрочем, судя по весу, он был совершенно пуст.
— Счастливого пути, — сказал пожилой контролер в униформе эйзенбана и вернул Шпатцу билет с аусвайсом. — Вы путешествуете без соседей?
— Здесь была фрау средних лет, но она, кажется, вышла попудрить носик, — ответил Шпатц и сделал вид, что снова погрузился в чтение.
— Хорошо, буду иметь в виду, — контролер скупо улыбнулся и вышел, оставив Шпатца наедине с его мыслями. «Почему я не помог этой женщине? Она же не просила ни о чем особенном, — задумался Шпатц. — Сказываются уроки Крамма? Как он там говорил? В мире очень много людей, попавших в неудобные ситуации или ставших жертвами обстоятельств. Многие из них нуждаются в помощи, но не все готовы за это платить. Я не против бескорыстия и доброго отношения к людям. Но помочь всем мы при всем желании не сможем. И отказывая кому-то нет необходимости каждый раз испытывать угрызения совести». Шпатц прислушался к себе. Совесть молчала.
Паровоз прогудел и тронулся, оставив Шпатца на пустом темном перроне. Только название города было подсвечено тусклым газовым рожком. На вид этому осветительному прибору было лет сто. Здание станции было крохотным, явно еще аанерсгросской постройки — полукруглая арка, остроконечная башенка, шварцландская архитектура была менее замысловатой. Шпатц огляделся в поисках хотя бы одного местного жителя, но перрон был абсолютно пуст. «Да уж, Билегебен в такое время еще не спит...» — подумал он и направился к арке выхода в городок.
Освещение улиц тоже было скудным. И не электрическим, как в больших городах, а газовым. Под стеклянными колпаками плясали теплые язычки пламени. Непрактично, очень мало света, зато делает улицы удивительно уютными. На крохотной площади перед вокзалом стояла статуя. Рядом с толстенным раскидистым деревом припаркован ваген с полицайской эмблемой. Пустой. Никаких прохожих. Шпатцу стало не по себе. До полуночи было еще далеко, где все местные жители?
Холодно не было, но начал накрапывать мелкий дождик. Шпатц остановился на перекрестке и еще раз огляделся. Через пару домов направо на одном из домов висело два фонаря, освещавших неразборчивую с этого ракурса вывеску. Шпатц оживился и направился туда. Дом когда-то был каретным сараем, деревянной пристройкой к каменному особняку, окна которого сейчас были темны. Или обитатели уже спали, или он был необитаем. В темноте трудно разобрать. Каретный же сарай с вывеской «Пивная Роппа» выглядел ухоженным, старые доски явно были недавно побелены, в дверные ручки отполированы, на стеклах фонарей нарисованы фигурки лошадей. В больших воротах, из которых когда-то выезжали кареты, прорезана удобная маленькая дверь, из-за которой пробивался теплый мерцающий свет. Когда Шпатц вошел, над дверью звякнул колокольчик. И хозяин, сидевший в кресле-качалке рядом с барной стойкой поднял голову от газеты. Брови его удивленно поползли вверх.
— Добрый вечер! Я только что приехал на поезде, мне нужен ночлег и ужин.
— Присаживайтесь, куда найдете, герр...
— Шпатц Грессель.
— Герр Шпатц. Пива у меня хоть залейся, посмотрю, что осталось из еды, а ночлег... Если вы непритязательны, то можете остаться у меня, под крышей есть лежанка, которую я устроил для своих сыновей. А если вам нужно что-то более изысканное, то можем разбудить мою соседку...
— Лежанка под крышей сгодится, — быстро ответил Шпатц, и оглядел помещение. Столы и стулья были сделаны из потемневших от времени бочек и бочонков. Большинство керосиновых ламп, развешанных по пивной, сейчас не горело. Одна лампа стояла на стойке рядом с креслом — она освещала газету хозяина, но лицо его пока что оставалось в тени. Он докуривал трубку и не спешил вставать.
Шпатц устроился на одном из бочонков-стульев и вытянул ноги. Подумал, что даже бочонок удобнее, чем комфортные кресла в поезде. Пожалуй, это все еще была самая раздражающая особенность Щварцланда — стулья и кресла, сделанные таким образом, что с них хочется как можно быстрее вскочить. Даже от недолгого сидения начинают ныть колени и спина. Такое впечатление, что на фабриках есть специально обученные люди, которые проверяют каждое сидение, и если вдруг окажется, что афедрону хоть немного удобнее, чем на остальных, такое кресло или стул немедленно выкидывают на свалку. «Кресло будет отбраковано», — подумал Шпатц. Тут хозяин докурил трубку, аккуратно выбил ее и поднялся. Свет от лампы упал на его лицо.
— Герр Ропп? — вырвалось у Шпатца.
— Ведель Ропп, к вашим услугам, герр Шпатц. Вас что-то удивило в моем лице?
— Вы... Показались мне знакомым, — Шпатц присмотрелся. Нет, конечно же не одно лицо, как показалось сначала. Клаус Ропп, пожалуй, был на несколько лет младше. Вендель уже полностью седой, хотя морщин у Клауса побольше...
— Вы знакомы с Клаусом? Как у него дела?
— Мы... вместе работали на люфтшиффбау, — Шпатц смутился. Перед глазами возник образ вращающего глазами и мычащего Роппа, которого они тащили на тачке по темным альтштадским переулкам. Крамм ничего не сказал о том, что у него есть родные. Бруно Мюффлинг тоже. Сообщили ли в Шиферберг о его судьбе?
— Он давно не показывается, на него не похоже, — Вендель выкрутил огонек керосинки поярче, зашел за стойку и загремел посудой. — Есть остатки рагу с обеда, вам разогреть?
— Да, было бы неплохо.
— Вы выглядите как конторский служащий или репортер. Что вас привело в Шиферберг?
— Вообще-то я приехал не совсем в Шиферберг. Мне нужна ферма Абеларда Штраббе. Переночую, позавтракаю и... Кстати, вы не знаете, где это? Мне надо поговорить с хозяином.
— Штраббе? А про брата моего не будете выспрашивать? Или про шахту номер восемь? — Вендель пристально посмотрел на Шпатца из-под насупленных бровей.
— Про герра Клауса? Я вообще не знал, что у него есть родственники, мы не были настолько близки, чтобы делиться