Конечно, любовь - Елизавета Васильевна Шумская
Книга поведала главе гарнизона правду об этом месте. И, чес-слово, лучше бы он узнал раньше… или не знал вовсе…
Совет богов, на котором решалась судьба ахорцев, вышел на редкость траурным. Каждый из восьмерых демиургов прибыл туда, уже зная, какое решение примет. И ни один не высказался против. Нет, все они отдали свой голос за то, чтобы жители прекрасного беломраморного Ахора перестали существовать.
И Лесснихт получил свой приказ.
Медленно подходя к обреченному городу, бог-функция не подозревал, что этот день изменит все. Просто шел по дороге, любуясь инстинктивно замирающей в его присутствии природой. Сдержанные горные пейзажи с их величественной, спокойной красотой всегда ему нравились. Куда лучше суетливых городов или нищих деревень, которые порой приходилось посещать.
Ахорцы его узнали довольно быстро. Кто еще может одним движением брови обрушить городскую стену? Ворота оказались закрыты – не спорить же со стражниками? Тех просто не стало, как и крепостных укреплений. Почти всех.
Лесснихт разглядывал ощетинившихся оружием воинов перед собой и как-то отстраненно подумал, что Зеавайн превзошел сам себя. Созданные им существа походили на прекрасные статуи с их отстраненно-совершенными чертами и идеальными телами. Мастер цвета, Зеавайн подарил им белую кожу и невероятно яркие серые глаза. Они походили на своего создателя и склонностью к магическим наукам и алхимии, удивительным чувством гармонии во всем, что изготовляли своими руками, однако кардинально отличались отношением ко всему, что не казалось их лично. Проще говоря, ахорцы на физиологическом уровне не были способны сочувствовать, сопереживать, а мораль просто не укладывалась в их изящных головах. Жители этого города умели любить и ценить близких, но всех остальных считали просто ресурсом. Кем-то вроде скота на убой. Мелочь, недосмотр, совсем небольшая ошибка в расчетах или, кто знает, опасный эксперимент привели к тому, что погибло от действий ахорцев в несколько десятков раз больше людей, чем было тех самих.
Например, если нужно было проверить действенность отравляющего зелья, похожий на статую человек спускался в ближайшую деревню и травил всех, кто там находился. Всех – чтобы некому было мстить. Чисто прагматичная причина, никакой лирики. Если хотелось изучить течение болезни, то с них стало заразить какое-нибудь поселение, а потом скрупулезно записать свои наблюдения. Нужна кровь для ритуалов – пойди и возьми, неважно у кого: женщины, ребенка или старика, если, конечно, для науки не требуется кто-то определенный. Единственное ограничение – опять же чисто прагматическое: не приведи мстящих в свой город.
Жители беломраморного Ахора прекрасно умели зачищать за собой следы и никогда не мучились угрызениями совести – просто физиологически не могли. Никакое миссионерство, проповеди и даже магическое вмешательство не сумели их изменить. Ошибка была в самой их основе. Создатели попробовали все, что могли, признавая за собой вину, но исправить не смогли. Опасаясь распространения полукровок с подобными качествами, боги собрали тот роковой совет и вынесли приговор.
Глядя на искаженные яростью лица – одна из немногих эмоций, доступных ахорцам, Лесснихт подумал, что заберет их жизни так же красиво. Оставит только эти прекрасные оболочки. В конце концов, это будет не так уж сильно отличаться от того, как они жили. Самого его никогда не спрашивали о согласии с приказом совета богов, однако ни разу еще он не был против него. Каждое решение казалось ему правильным и обоснованным. Не сомневался он и сейчас. Поэтому шел через город, оставляя позади беломраморные прекрасные статуи, когда-то дышавшие и жившие.
Лесснихт не испытывал жалости ни к отважным воинам, ни к стойко встретившим свою судьбу ремесленникам, ни к прижимавшим к себе детей матерям, ни к очаровательным карапузам или девочкам с бантиками. Он знал, что каждый из них без колебания отправит на смерть всех, если посчитает это нужным. Неважно, в чем эта нужда заключается – в самообороне, научном интересе или, к примеру, в желании поиграться в разбойников.
Все изменилось в один миг.
Говорят, любовь с первого взгляда похожа на магическое заклинание и, по сути, не настоящая. Однако Ли-Анари никогда не занималась приворотами. В тот миг, когда Лесснихт заметил Лариэн, он заглянул в ее душу, увидел ее до самого дна и не смог устоять. Божество, как считалось, не имевшее сердца, полюбило. Целиком, полностью, без единого «но». Девушка с ярко-серыми глазами сразу стала для него жизнью и вселенной.
Она стояла у фонтана в ярком, цветном платье и спокойно ждала своей участи.
«Так вот ты какой… Что ж, по крайней мере, смерть будет красива».
Созданный, чтобы забирать, Лесснихт никогда не думал о своей внешности. Или о том, что может понравиться женщине, вообще, что может быть с кем-то близок. Он выполнял приказы… и просто был. Существовал. И ему хватало. А тут вдруг мир будто распахнулся перед ним. И показалось, что он годами жил в маленькой комнате и думал, что больше ничего нет, а потом дверь открылась, а за ней оказалось… всё – леса, луга, горы, деревни, города, небо, солнце, звезды…
Вот только эти звезды он сегодня должен был уничтожить.
Девушка улыбнулась.
Мир пошатнулся.
Когда Лесснихт подходил к Ахору, в нем жило пятьсот двадцать семь человек. Когда бог увидел Лариэн, в нем осталось двести восемнадцать жителей.
Ее жизнь он забрал последней. Через двести восемнадцать лет.
Решение богов не изменить. Все, что удалось Лесснихту, – это оттянуть казнь: каждый год в один и тот же день в Ахоре становилось на одну статую больше.
Невидимая стена, проходящая по Знакам Запрета, не выпускала жителей города из него, и они больше не могли иметь детей. Агония Ахора затянулась на двести восемнадцать лет.
Именно это куда более сухими словами излагала книга из архива тоосульской ветви семьи Наенги, но она умолчала о том, что эти двести восемнадцать лет жители обреченного города потратили не зря. Все эти годы они занимались исследованиями и обучением единственного ребенка, который родился после прихода Лесснихта – его сына.
Всю свою ненависть, злость, ярость они направили в изучение способов достижения одной лишь цели – мести восьми богам. И именно это единственное желание вложили в малыша. Он рос, впитывая его в себя, проникаясь им, каждый год видя, как уходят те, кто его воспитывал, помня их слова, взгляды, пропитываясь их отчаянием и горечью.
С каждым годом беломраморных статуй со знакомыми лицами вокруг подрастающего мужчины становилось все больше. Последними уходили самые опытные и образованные. Ахорцы с безжалостной жестокостью распределили по объему знаний, кому умирать раньше, кому позже. Лариэн, мать последнего
