Женя Колбаскин и сверхспособности - Артем Валерьевич Хрянин
— К кому, к кому? К физичке, что ли?
— Да, — говорит и рьяно так кивает башкой.
— И на фига?
— Ты хотел сказать: «Зачем»? Потому что она знает, какие сверхспособности есть у каждого человека.
— А ты к ней, че, ходил уже, что ли?
— Да, вот на этой перемене сходил.
— Ну, и какая у тебя способность?
Как я это спросил, лицо его сразу стало шибко заинтересованное и довольное, аж опять рубануть по нему захотелось.
— Обольстительность, обоятельность, обходительность, знаток футбола, ум, большая сила и еще несколько менее важных, — говорит он и загибает свои холенные пальцы.
Я сижу и пялюсь на него. Бабник, значит, умник, качок, футболер и еще какой-то.
— А не многовато ли? — спрашиваю.
— Нет, у многих еще больше.
— Ты че прикалываешься?
— Ты хотел сказать: «Шутишь»? Нет, я говорю серьезно.
— Мда, а мысли там читать или еще че в этом же роде, многие умеют?
— Если я не ошибаюсь, то да, многие.
— Летать тоже?
— Да.
— Предметами управлять?
— Да.
— Телепортироваться?
— Да.
— И все сильные теперь?
— Да.
«Ну зашибись!», — думаю. У всех по пять, десять, двадцать штук способностей, а у меня ни одной.
— Ну и че, когда я могу к физичке этой сходить?
— К Татьяне Павловне? К ней можешь прям сейчас идти.
— А ни че, что у нее урок?
— Нет. Она отменила все уроки на сегодня и проводит консультации по сверхспособностям.
«Точно мозги набекрень у всех посъезжали, — думаю. — Уроки вон уже отменяют».
— Ты че, серьезно?
— Да.
— А директор что? Ей по фиг, что ли?
— Ты хотел сказать: «Все равно». Нет, она сама разрешила и первая проконсультировалась.
Я полностью опупевал в тот момент времени. Что б наша-то деректриса, да и занятия отменила. Она уж лучше, наверное, жабу сожрет или тухлую рыбёху схавает. А тут на тебе.
— Ладно, Евгений, я отлучусь в уборную, — говорит мне Димон так официально, типа, собрание у нас здесь на скамеечках какое-то.
— Ага. Мог бы и не говорить. Иди давай, не промахнись там, суперметкий.
— Спасибо, Евгений, — говорит он серьезно так, типа, не замечает, что я его подкалываю. — Удачи тебе в твоих начинаниях.
— Ага, и тебе не хворать.
Ну и пошел он к физруку. Подошел, значит, к нему, а тот че-т заулыбался сразу, обрадовался даже, руку ему пожал, по плечу похлопал, еще раз руку пожал. Потом еще махал Димке, когда тот уходил. «Что происходит в этом безумном мире?» — подумал я.
И вот, сижу я там один и размышляю: «Что мне реально идти к этой карге и спрашивать про эти дурацкие сверхспособности? А вдруг у меня их нет. Че делать тогда? Да нет, должно же что-то быть, раз у всех есть.
Короче, пока я там сидел на скамейке и напрягал мозги думами серьезными, мои однокласснички, которые до вчерашнего дня не могли гантелю пятикиллограммовую поднять, подтягивались. И что тут такого? Да ничего такого. Я со счету сбился, когда считал, сколько раз они подтянулись. А сбился я на ста двадцати пяти. Наверное, потому что мой мозг отключился. Вот так вот. А потом они стали отжиматься.
— Упали, отжались, двести раз, — крикнул физрук.
Я очумел от такой цифры. Это ж, типа, кем надо быть, что б столько раз отжиматься.
Однаклассники же, как услышали эту команду, так все с турников сразу, и поспрыгивали, и на пол упали. Но тут я думаю такой: «Фиг им, не смогут, после подтягиваний-то». А нет, двести раз как миленькие, даже девчонки, прикиньте. Ну, а как они пресс делали, рассказывать лучше не стоит. Одно могу сказать: в тот момент моя самооценка упала ниже нуля, а то и намного ниже.
Потом они начали в баскет играть, в основном, пацаны. А девчонки пошли, типа, отдыхать. Ну и одна — Катька, села рядом со мной и по плечу меня похлопала, тип, приободрила. Да так она похлопала, что ключица моя чуть не рассыпалась.
— Не переживай, — говорит она, — обычным тоже неплохо быть.
— А чей-то ты так уверена, что я обычный? — спрашиваю ее раздраженно.
— Все так говорят.
— Кто это все?
— Да все, кого не спроси.
— Ааа, ну ясно-понятно.
— Да ты не обижайся, — говорит.
— Я не обижаюсь.
— Да прям, я же вижу, с каким грустным личиком сидишь, только слезок и не хватает.
— Ага. Конечно. Чушь не городи.
— Не стоит завидовать. Ты что не знаешь? Большая сила — большая ответственность.
Прикиньте, че сморозила. Ну и муть голимая. Типа, у нее ответственность какая-то там. «Кем себя возомнила-то?» — думаю.
— Кать, что-то ты ерунду городишь, — так прямо и высказываю в ее наглое, хоть и красивое лицо, а ей хоть бы что. Сидит она и продолжает на меня смотреть, главное, еще жалостливо так, будто я какая-то собачонка хромая.
— Ничего, все образуется, и на твоей улице будет праздник, — сказала она какую-то очередную чушь и похлопала меня по спине, типа, опять приободрила. Чуть ребра, короче, все мне не переломала. А потом пошла обручи свои крутить. Сто штук или больше.
После этого дурацкого разговора я понял, что надо все-таки сходить к физичке и всё выяснить самому. Но сначала надо было отпроситься у физрука.
Встаю я, значит, и иду к этому шкафоподобному физруку, а он сидит на стуле: свисток в зубах и кружка чая в руке. У него вообще-то фиг когда отпросишься, сварливый такой мужик. Подхожу я, короче, к нему и говорю:
— Борис Алексеевич, можно мне к Татьяне Павловне сходить?
Он же сразу, как услашал это, резко подскакивает такой и глаза на меня выпучивает. Но стоит заметить, что чай он не ни капли не раплескал, хоть и кружка у него почти полная была.
— Конечно, Колбаскин, хочешь узнать про свои сверхспособности? — спрашивает меня. — Но у тебя ж их нет!
— Почему вы так уверены?
— Все так говорят.
— Ага, слышал уже. Ну, так мне можно идти или нет?
— Да, иди, конечно. Хотя стой, подожди. Ребят, Колбаскин уходит! — кричит он этим заморышам-переросткам, и они все к нам бегут. — Он идет к Татьяне Павловне узнать про свои сверхспособности.
— Так он же обычный! — выкрикивает Сашка.
— Нет, может у него все-таки есть какая-нибудь маленькая, малюсенькая, малипусенькая способность, — говорит Катька.
— Да не, вряд ли, — говорит Степка.
— Ага, в носу ковыряться, что б другие не видели, — говорит Ванька и ржет, как конь педальный. Вот же скотина шелудивая.
Все тоже гогочут. Гиены форменные, одним словом.
— Ну, иди уже! — влазит своим противным, скрипучим голоском Янка.
— Может
