Хранитель кладов - Андрей Александрович Васильев
Он замолчал, снова отпил чаю, а после вдруг заорал, обращаясь к плите:
— Вот как мне ему в глаза смотреть? Сначала, значит, «съезжай», а теперь еще и «помоги»! Ты, Михейка, кольцо-то профукал, сам бы и просил, а я бы на то поглядел!
— Это все кот виноват, — буркнул кто-то из-под плиты. — Гад рыжий!
Чертовски интересно, что у них там за история вышла. Кот, кольцо, подвал… Прямо Дюма-отец!
— Конечно, помогу, — заверил я злобно сопящего Анисия Фомича. — Ну, если получится. Кольцо не клад, может не откликнуться, его же не прятали специально, оно потерялось. Но почему нет, завтра сходим, попробуем найти.
— Спасибо тебе, Валерий, — подъездный вроде успокоился. — И вот что, не надо никуда уезжать! Считай, что разговора не было.
— А если?.. — я мотнул головой в сторону стены.
— У! — свирепо выставил челюсть вперед Анисий Фомич. — Я им дам!
В этот момент у меня заголосил смартфон, номер на нем не определился.
— Слушаю, — ответил я на звонок, признаться, без особой охоты.
— Нет желания совершить небольшую загородную прогулку? — осведомился у меня знакомый по вчерашней ночи голос. — Выпить вина, поесть жареного мяса, пообщаться на разные темы?
— Ни малейшего, — хмыкнул я. — У меня дома и еда есть, и компания хорошая.
Я врал. На самом деле желание такое вдруг возникло. Вот он, шанс хоть как-то, но разрезать тот узел, о котором чуть ранее я говорил подъездному.
— А если я начну настаивать? — уточнил Данила, причем в его голосе слышалась явная насмешка.
— То могу… — смартфон завибрировал, сообщая мне, что на второй линии кто-то тоже желает со мной пообщаться. — Секунду погоди.
И здесь номер не определился, притом что и этот абонент, как оказалось, тоже входил в число моих новых знакомых.
Глава девятнадцатая
— Соглашайся, — без всяких приветствий сообщил мне Михеев. — Хотят повстречаться? Давай, почему бы и нет? За свою жизнь не опасайся, все пройдет ровно, твоя безопасность — моя забота.
— Потрясающая информированность, — не без иронии ответил ему я. — Ты за мной следить начал?
— Приглядывать, — никак не отреагировал на мою колкость оперативник. — Мне, между прочим, за тебя сегодня крепко хвоста накрутили. Дескать, неверно оценил ситуацию, пустил ее на самотек и так далее.
— Ничего такого никому не говорил, — чуть виновато буркнул я. — Но все равно мне жаль.
— Не люблю дежурные фразы, — сообщил мне Павел. — «Мне жаль», «спасибо за звонок», «мы работаем над этим» и все такое прочее. Ладно, закончили лирическое отступление, сообщи этому красавцу, что принимаешь его предложение, и выходи из дома. Да, вот что еще! Когда я к вам присоединюсь, скажи, что мое участие является непременным условием переговоров, и если они откажутся, то никакой встречи не будет. Плюс сразу поставь условие, что ты поедешь на моей машине.
— Хорошо, — наконец-то принял решение я. — Договорились.
Не люблю, когда мне указывают, что и как делать. С детства это не приемлю, за что, кстати, в те безоблачные годы неоднократно был наказан родителем. Он данную позицию воспринимал как дурацкое упрямство и личное к нему неуважение, за что и драл меня как сидорову козу, несмотря на протесты мамы. Ну, ладно, не так уж и сильно, да и не так часто, но все же случалось. С годами моя точка зрения на подобные вещи не изменилась, но при этом стала гибче, я научился оценивать ситуацию с ракурса «рационально — нерационально». Сейчас выходит рационально, поскольку что я хотел, то и получил. Ну, может, и не совсем то, но хоть что-то. Всяко лучше куда-то ехать, чем просто сидеть и, скрипя мозгами, прикидывать, что будет дальше. К слову, от бесплодных планов до состояния, в котором человек начинает себя жалеть, — один шаг, а это уже фактически равносильно тому, что ты выбросил белый флаг, признав свое поражение. Перед судьбой, перед обстоятельствами, перед другим человеком — неважно. Ты сдался, и дальше ничего хорошего тебя не ждет. А тут какое-никакое, но движение вперед. Да, все проблемы вряд ли получится решить, но лучше сделать шаг, осознавая, что теперь тебе не в чем себя упрекнуть, чем стоять на месте и гадать, как бы оно там могло получиться.
— Жди, Данила. Сейчас оденусь и выйду, — сообщил я вурдалаку и нажал красный значок на экране смартфона.
— Может, не надо? — огладил бороду подъездный. — Поганое это племя, Валерий. У них с жизнью душа из тела уходит, потому ни страх, ни совесть, ни сожаление им неведомы.
— Знаю, Анисий Фомич, знаю, — ответил я, направляясь в комнату. — Но мне жутко надоело то, что эта сволота что ни ночь, так у моего подъезда ошивается. А ну как им кто на зубок попадется? Потом до старости угрызения совести мне испытывать не улыбается.
— Тоже верно, — признал мой собеседник. — Но ты все одно поосторожней. И, самое главное, ни словечку не верь! Что бы ни обещали, точно соврут.
— У меня вообще складывается впечатление, что в этом вашем мире Ночи все всем врут, — я вернулся на кухню, натягивая по дороге черное худи. — Никто правду никому не говорит. Ну кроме разве тебя.
— Да я тоже вот… — опять пригорюнился Анисий Фомич. — Не сильно на руку чист.
— Конфеты тут, — показал я пальцем на вазочку. — Чайник на плите. И обчество свое зови, я разрешаю. Мне будет приятно знать, что меня хоть кто-то да поминает добрым словом.
— Страшно? — понимающе спросил подъездный.
— Есть немного, — признался я, набрасывая лямки рюкзака на плечи. Не знаю, зачем я его с собой беру, если честно. Как видно, рефлекторно. — Но с этим чувством надо бороться, иначе не ты им будешь повелевать, а оно тобой.
— Мудрено, — протянул Анисий Фомич. — В добрый путь!
Данила привольно развалился на той же самой скамейке, где мы с ним вчера чуть не поубивали друг друга.
— Хорошо, что долго не артачился, — сообщил он мне сразу же после того, как увидел. — Думал, придется тебя дольше уговаривать, какие-то аргументы в ход пускать. А ты, оказывается, покладистый. Ну, пошли к машине, она там, у первого
