Двуявь - Владимир Прягин
На ногах остались лишь Юра, Тоня и Фархутдинов, не попавшие под удар.
Комитетчик подтолкнул студентов к аэрокару:
– Быстро! Долетим на автопилоте, если вдруг меня вырубят…
– Поздно, – сказал Самохин. – Они пришли.
«Химеры» шагали размеренно и без спешки – невысокий мужчина лет пятидесяти на вид и двое долговязых парней. Дойдя до сломанного забора, они дружно остановились и уставились на людей, словно ожидая реакции на своё появление.
– Юрий, – быстро, но тихо заговорил комитетчик, – улететь уже не получится. Если можете что-то сделать со своим амулетом – делайте прямо сейчас, немедленно.
Безликий, стоявший в центре, сделал короткий шаг.
Фархутдинов вскинул руку с парализатором. Его движения были отточены и быстры, как на тренировке, и показалось – он успевает выстрелить. Но в самый последний миг, когда оставалось только нажать на спуск, он утратил контроль над телом. Рука с оружием безвольно обвисла, ноги подкосились, и комитетчик упал на мокрый асфальт.
Самохин вдруг с удивлением обнаружил, что почти не испытывает эмоций – ни паники, ни ярости, ни отчаяния. Нервы перегорели как электрическая проводка, и осталось только вялое удивление – почему «химеры» медлят и не подходят, чтобы довершить дело?
И вообще – почему они не прижали Юру дистанционно, как остальных? Впрочем, наверное, он тоже в своём роде иммунный – прямо как его злое, проспиртованное, циничное альтер эго.
Но даже иммунитет имеет свои границы. Подземный яд в конце концов доконал-таки сыщика-бедолагу, а «химеры» достанут теперь студента – не издалека, так в упор, при личном контакте…
Ну?
Они по-прежнему ничего не предпринимали.
Тоня, вцепившись в его руку как в спасательный круг, шепнула:
– Чего они ждут?
– Не знаю, сам пытаюсь понять.
Может, «химеры» решили взять его, так сказать, с поличным? И поэтому теперь дожидаются, когда он задействует амулет? Чтобы, значит, запротоколировать всё по правилам, для отчётности…
Нет, это просто глупо.
Фархутдинов ведь предупреждал его – не надо излишне очеловечивать оппонентов, приписывать им черты наших рыцарей плаща и кинжала. Попытка вот так, с наскока, понять инопланетную логику заведомо обречена на провал, нет смысла тратить на это время. Главный вопрос сейчас – готов ли он сам идти до конца, как это сделал Марк…
Ну вот, пожалуйста – опять он соскальзывает мыслями в зазеркалье. Оно, подобно трясине, затягивает его, не выпускает из своих зловонных объятий, будто оба мира – и впрямь единое целое, две стороны одной и той же медали.
Аверс и реверс, юность и унылая зрелость.
И что теперь – принять и смириться с тем, что через пару десятков лет он, Юра, станет таким вот Марком, распространяющим тоску как инфекцию?
Так, что ли?
Ветер хлестнул его дождём по лицу, словно подтверждая – да, так и есть.
«А вот хрен вам», – подумал студент Самохин и стиснул амулет с такой силой, что заболели пальцы.
Нельзя допустить, чтобы юность скурвилась и зачахла.
Она получит свои звёзды.
Амулет на ладони налился тяжестью. Незримые нити-корни снова внедрились в землю, накрепко привязали к ней Юру, а вместе с ним – и весь город с его ярко-красным праздничным шествием, с трибунами на центральной площади, со стеклянной призмой вокзала, с изящными новостройками на окраинах и с матово-синим куполом космопорта.
Осталось совсем немного, буквально одно движение.
«Поняли, долбоклюи? – мысленно обратился Юра к безликим. – Попробуйте теперь помешать…»
Они не двинулись с места.
Эта их безмятежность сбивала студента с толку. Он невольно прокрутил в памяти свои последние выводы, пытаясь найти ошибку, но всё было правильно и логично. Вспомнилось заодно и замечание комитетчика, сделанное несколько дней назад: «Человечество уже окидывает хозяйским взглядом Галактику. Мысленно живёт среди звёзд». И фраза доцента из универа: «Человек рвётся к звёздам, чтобы найти там нечто прекрасное». И признание пожилого геолога по дороге на Марс: «Надеемся, что и до Первой Звёздной как-нибудь доживём. Говорят, уже скоро…»
Все эти люди хотели одного и того же. Все они подбодрили бы сейчас Юру, будь у них такой шанс.
Так откуда его сомнения?
Тоня, будто уловив его мысли, сказала тихо:
– Давай.
Из памяти вдруг возникла картинка – вчерашний ужин у девчонки в гостях, уютная кухня, торт на столе и мама-кондитерша, которая жалуется, что муж надолго улетел в экспедицию: «А если звездолёты изобретут? Это ж вообще будет тихий ужас! Я, может, какой-то древней мумией покажусь, но, по-моему, нам лучше пока без этого…»
А потом она ещё добавила: «Разве на Земле плохо?»
Волна тёплой силы, поднявшись из глубины при этом воспоминании, окатила Юру Самохина, и он согласился – конечно, совсем неплохо, даже замечательно, но дело-то ведь в другом: нельзя цепляться за прошлое, надо идти вперёд.
Тем более что есть способ спрямить дорогу.
Проблема в том, что первокурсник-историк – не самый выдающийся представитель человеческого сообщества. Такие вопросы должны решать совершенно другие люди, а он лишь случайно оказался на острие. Поэтому его гложут сомнения, да ещё и постоянно отвлекают картинки из зазеркалья; навязчиво звучат в голове последние мысли Марка…
Но ход придётся всё-таки сделать.
Страшно…
Тоня опять поняла без слов – подняла на него глаза из-под блестящего капюшона, улыбнулась и сказала:
– Ты решишь правильно.
– Полагаешь?
– Даже не сомневайся.
– Я вот пытаюсь про себя сформулировать, чтобы было чётко и ясно.
– И до чего додумался?
– Надо идти вперёд. Оригинально, правда? Но ведь и не поспоришь…
– Глупый… – она уткнулась ему в плечо. – Конечно, надо идти! Главное – не бежать впереди телеги, и всё успеешь…
Самохин хмыкнул, подумав, что в присутствии верной компаньонки-отличницы поверить в сказку гораздо легче. Посмотрел на свои ладони – в одной лежал амулет, солидно блестя клинками, а над другой соткалась и уплотнилась его зеркальная копия-голограмма.
И тогда враги напомнили о себе.
Сразу все трое.
Но…
Они не атаковали.
Происходило нечто совсем другое, чрезвычайно странное.
«Химеры» пошатнулись, как пьяные. Двое рухнули на колени, третий кое-как устоял, привалившись к аэрокару. Лица их изменились резко, будто кто-то щёлкнул переключателем: инопланетная пустота исчезла из глаз, и вернулись человеческие эмоции – страх, недоумение, боль.
Оглушённые и растерянные, они оглядывали многострадальный дворик, тела спецназовцев на земле и сломанные деревья; таращились друг на друга, неуверенно поводили руками, словно вспоминая, как ими пользоваться. Широко разевали рты, глотая холодный воздух.
Куклы снова превратились в людей.
«Химеры» ушли.
Такого студент ожидал, пожалуй, меньше всего. С трудом подавив желание ущипнуть себя
