Волна вероятности - Макс Фрай
– О чем я хотел узнать, ты мог бы и сам догадаться. У меня восемь книг раскидано по шести издательствам. На разных стадиях подготовки. Причем Аня Менгель, которой я отдал две самые грандиозные книги, до сих пор бьется с первой и даже не начинала второй перевод. Естественно, у меня сейчас все мысли об этом. Так что спасибо каше, она меня успокоила. Но я не о том. Не о своей «десятке», а о гадании в целом. Смотри: книга, откуда позаимствовали идею гадания на манной каше, несерьезная. Она смешная, нарочито нелепая, это, насколько я помню, называется «абсурдизм». Уж точно не настоящая книга по магии, не руководство по эзотерическим ритуалам, я их здесь в свое время гору перечитал, просто из любопытства; так-то понятно, что подобную литературу нет смысла тащить издателям.
– Совершенно с тобой согласен. По всем пунктам, – кивнул Самуил.
– Ну вот. Книга абсурдная, гадание – просто шутка. Мне показалось, никто, кроме пани Мальвины, не собирался всерьез гадать. Просто придумали новое развлечение. Я же правильно понял?
– Ну да.
– А гадание получилось точное! Натуральное волшебство. Вон Симон вообще разглядел в потеках какой-то неправильный код. Это покруче, чем моя «десятка» и Данина «бесконечность». И даже чем эмблема Сэњ∆э.
– Да уж пожалуй.
– И как оно так получается? – почти сердито спросил Тим. – Чтобы из абсурдной шутки, нелепого развлечения родилась настоящая магия? Такого не может быть!
Самуил улыбнулся:
– Ну так раз есть, значит, может. Давай будем верить фактам. Похоже, в этой реальности все самое важное рождается из почти ничего.
* * *
Только расселись, только Тим приготовился хвастаться купленным по наущению Даны австрийским вином, как в дверь позвонили. Надя улыбнулась Наире – видишь, все как предсказано! – и пошла открывать.
В глазах стоявшего на пороге Трупа был немой вопрос: «Ну что, получилось?»
Надя кивнула. А вслух сказала:
– Даже не выпил для храбрости? Это ты зря.
Он помотал головой:
– Не зря! Я для храбрости весь вечер гулял по городу, фотографировал все подряд. Под конец так увлекся, что чудом не опоздал. Когда я художник, я храбрый. А когда просто человек по имени Отто – ну, так.
– Да ты во всех ипостасях прекрасный, – вздохнула Надя. – Главное, прочитала бы в книжке, решила бы, таких людей не бывает, неубедительно выписан персонаж. Автор то ли бессовестно врет, то ли просто жизни не знает. А на самом деле еще как знает! Тот автор, который на небесах.
Увидев Наиру, Труп так искренне удивился, что та даже начала сомневаться, чья на самом деле была идея позвать ее в гости. Но вовремя вспомнила, что он профессиональный актер.
– Привет, это шайзтье, – сказал ей Труп на своем невозможном ломаном-переломаном русском. – Как меня привезло!
– Ты имеешь в виду, тебе повезло? – догадалась Наира.
– Точно, – кивнул он. И зачем-то повторил на литовском, которого Наира не знала: – Tikrai[26].
Потом Труп произнес большую речь по-немецки для всех остальных; Надя шепотом переводила Наире: «Говорит, у него есть копченая куриная грудка, лаваш, помидоры. И пирожки с лососем и творогом из новой пекарни, он ее где-то в центре случайно нашел. Еще спрашивает, что сегодня вечером было в „Крепости“, сокрушается, что все продолбал, и предлагает пойти к нему, это проще, чем таскать туда-обратно тарелки. И обещает, что мы прекрасно поместимся за столом. Короче, ничего интересного, кроме собственно пирожков, я такие не пробовала, не представляю, как это – чтобы с рыбой и одновременно с творогом».
– Я тоже не пробовала, – сказала Наира. – Но звучит хорошо.
Наира была совершенно уверена, что в квартире Трупа царит умеренно богемный бардак. Она привыкла угадывать: глядя на человека, ей было легко представить, как он живет. Но с Трупом она промахнулась, обстановка у него оказалась почти аскетичная – стол, диван, стеллажи, аккуратно заставленные одинаковыми коробками, встроенный шкаф. На единственной свободной от полок стене висела картина – разноцветные прозрачные тени, от которых, казалось, дует теплый июльский ветер, и пахнет так, словно скоро грянет ночная гроза.
– Это как вообще? – потрясенно спросила Наира. – Это ты, что ли, нарисовал?
Труп растерянно на нее уставился, стараясь вспомнить знакомые, но сейчас ускользающие слова. Наконец отрицательно помотал головой:
– Я не умею. Я фотограф, не рисователь. Эту картину я нашел.
– Нашел?!
– Нашел на улице! – гордо подтвердил Труп.
А Тим добавил:
– Ночью, зимой, в сугробе. Я свидетель. Был дома, когда Отто ее притащил.
Труп сказал что-то Наде, та рассмеялась и перевела:
– Он говорит, с этой картиной что плохо: кто ее видит, сразу обо всем забывает. Даже я про кота.
– А есть кот? – обрадовалась Наира.
– Есть кот! – подтвердил Труп, страшно довольный тем, что сразу понял вопрос.
– Он спрятался, – добавила Надя. – Бывший приютский, новых людей всегда поначалу боится. Но любопытство сильнее страха, так что еще прибежит…
– Пирожки! – перебил ее Труп. – Холодают! Я их нарочно согрел в приборе, забыл его имя.
– В электродуховке, – подсказал ему Тим.
* * *
Остыть пирожки не успели и оказались столь хороши, что Наира, не особо любившая выпечку, к собственному изумлению, один за другим съела три. То ли от пирожков, то ли от вина, то ли просто потому, что уже было начало третьего ночи, она впала в состояние блаженной дремоты, на самой границе яви и сна. Краем глаза косилась на картину, почему-то не решаясь смотреть на нее в упор. Краем босой ступни ощущала что-то теплое и щекотное, видимо, ее обнюхивал кот. Краем уха слушала, как Надя с Самуилом наперебой рассказывают Трупу про манную кашу, а Тим декламирует вслух цитаты из книги, которую сфотографировал на телефон; было забавно, не понимая по-немецки ни слова, точно знать, о чем они говорят. Краем памяти помнила, что этот ужин – ловко подстроенное свидание, вот и Тим с Самуилом уходят, со всеми обнявшись и пожелав доброй ночи, а разноцветные тени с картины машут им на прощание, чего только порой не приснится, хорошая штука сон.
* * *
Надя говорит:
– Ты извини, пожалуйста, что я попросил Надю помочь с переводом. Просто я не раз наблюдал, как вы болтаете в «Крепости», и мне показалось, ты ей доверяешь. В любом случае, я больше ничего не придумал, а мне очень много надо сказать и спросить.
Надя говорит:
– Еще как доверяю. Причем всем троим. Все-таки марсиане! А я как раз с
