Рай-отдел - Юрий Павлович Валин
Плавать Ворона действительно не умела. Начиная нервничать, она тяжелела, а поскольку законы физики в засмертии не особо отличались от общепринятых, то шла ко дну девушка. Конечно, полубогине это не особо вредило, но в большинстве московско-цивилизованных годов речная вода не слишком приятна для ныряния. Грязновато бывает в Москве, чего уж тут скрывать.
— Спорт и физкультура — они еще никому не вредили! — напомнил Вано. — Взгляни, красота какая!
Керсты и Вера-Ника сидели на берегу, курили и наблюдали водный праздник. Шла смена 1928-го года, жаркая, летняя, полная сверкания солнца, развевающихся кумачовых полотнищ и громких жизнеутверждающих маршей. Трепетали флажки, неутомимо гремел медью и барабанами белоформенный оркестр, раскачивались транспаранты, надувал ветер мудреный призыв, начертанный белым на красном. «Да здравствует союз немецкого и русского рабочего класса!» — как перевела многоязыко-образованная Ника. Международные соревнования! С вышки уже напрыгались, наступало время рекордных заплывов. Зрители занимали места на освободившихся трамплинах, и вообще где было можно. Волновалась водная станция Московского городского совета профсоюзов — тысячи улыбающихся радостных людей. Большинство, конечно, скопилось на Пречистенской набережной, но и здесь, на противоположном берегу, народу хватало. Казалось все это по-детски наивным, но таким исключительно правильным, жизнеутверждающим, что просто удивительно. Жаль, что дальше 30-х такое настроение не пошло. Впрочем, не полумертвым индивидам о том судить-сожалеть.
— Эх, пойти бы, номер взять да рвануть, — вздохнул начоперот. — Знаете, как я стометровку плавал⁈
Вопрос был риторическим, Ника демонстрировала присущую ей тяжело-чугунную тактичность, а Игорь давал ей прикурить и тоже был занят. Курила Ворона много, чаще всего банальный «Казбек», которые брала в распределителе Дома Правительства в неограниченных количествах. От крепких папирос губы девушки почти всегда казались горькими, словно войну Двенадцатого года лобзаешь. Впрочем, подобные мысли приходили хозинпектору редко. Представить служивое бытие без Вороны уже невозможно. Встречались каждую смену. В «не-свои-года», когда Дом-на-Набережной и современный мост еще не выстроился, Вера-Ника оставалась ночевать в ПМБД-Я. Товарищ Вано счел это естественным — устав караульной службы строг, но в данном случае явная беженка, не забиваться же ей по-ужиному под корни береговой ивы или в подвалы винно-соляных складов? Так вообще не по-советски получится.
Нужно признать, почти постоянное присутствие Вороны заметно сдвинуло череду смен в сторону первой половины ХХ века. На что, кстати, никто из троих не жаловался. Товарищ начоперот по-прежнему считал Веру-Нику гражданкой «вялой сознательности и очевидной сварливости», но при ближайшем рассмотрении, ведьмой, она, конечно, не считалась.
Кем же являлась отдаленная наследница сплава Самофракийской богини, отечественного коммунистического чугуна и отзвуков дореволюционной творческой интеллигенщины? А не все ли равно? Игорь понимал, что у Вороны и Вано куда больше общего — сложны они происхождением и откровенно мистичны. Однослойный, скучный хозинспектор, рядом с ними вообще не к месту. Но ведь он здесь, и связь его с Вороной куда как плотнее и живее. Ирония сложившихся обстоятельств? Или закономерность? Свежий засмертный, он ведь много с собой из жизни привносит.
Никакой любви (в смысле чувств, а не процесса) с Вороной не намечалось. Даже близко. Девушка с чугуном в жилах знала о Вике, о том, что помнит и тоскует керст. Да и самой ей было о ком нежно вспоминать, хотя лиц и имен тех двоих (или троих?) мужчин, что являлись судьбой и привязанностью ее родительниц-моделей, вспомнить полубогиня не могла, что, конечно, отягощало ее настроение. В общем, любви с Вороной не имелось, а вот притяжение, сильнейшее, необъяснимое для живых, очень даже чувствовалось. «Это у вас на почве взаимоуважения — разъяснял Вано, — тебе главное было вовремя по морде схлопотать, а ей приличному человеку по физии заехать. Порыв чувств, счастливый момент и готово, сладилось!»
Видимо, действительно дружба. С частым и жадным животно-чугунным сексом, немногословными разговорами и иными признаками взаимной симпатии. На первый взгляд смешно и противоестественно. А если подумать — в засмертии лучше и не случается. В смысле, может и случается, но пока о том неизвестно.
…— Та, в беленькой шапочке, первая придет, — комментировал начоперот предстоящий заплыв. — Большой потенциал у данной спортсменки.
— Потенциал большой или бюст? — усмехнулась Ворона, красиво пуская дым ноздрями.
— Как будто одно другому мешает! — возмутился Вано. — Есть у нее в движениях уверенность и гармония. А уверенность и хладнокровие в спорт-состязании на первом месте.
— Физическую готовность учитывай, — возразил Игорь. — Я бы поставил на ту, что с полотенцем на загривке — у нее сложение профессиональной пловчихи.
Вера-Ника мимолетно улыбнулась — она считала себя чересчур сухощавой и имела на то основания. Худобу можно и «профессиональностью» объяснить, хотя воронью самооценку это вряд ли поднимет. Но чугунная красавица знает, что он сказал про плавчиху искренне, и что опять хочет. Игоря действительно тянуло смять пальцами ровную черту волос на затылке подруги, куснуть в шею. Потом уйти вдвоем за забор ближайшего двора, и там, игнорирую звонкие марши и крики болельщиков…
— Э, совесть поимейте! — заворчал Вано. — Физкультурное мероприятие проходит, новая чистая жизнь здесь налаживается, пионеров полно, а вы опять туда же. Давайте болеть, раз уж поспорили…
На дебаркадере пальнули из нагана, пловчихи не очень синхронно, но с энтузиазмом сиганули в воду… Первой пришла отнюдь не та фигуристая, и даже не спортивно сложенная, а маленькая шустрая девчонка в полосатой шапочке. Под аплодисменты берегов и трибун ее вытащили из воды, малышка засмущалась…
— Спорт непредсказуем, хотя и молодец девчонка, — сказал слегка расстроенный начоперот. — Слушайте, вы бы проваливали отсюда. Это самое… дисгармонируете с спортивным настроем общества.
— Да, мы, пожалуй, пойдем. Зайдем ко мне, если никого дома нет, чаю выпьем, — Игорь взглянул на подругу — та уже вставала с вытоптанной травы.
— Валите-валите! С вами рядом посидишь, сам начинаешь дуреть. Разврата в вас закачено аж до краев, как в пятилитровой банке сгущенки.
Ехидная Ворона хотела сказать абсолютно ненужное, Игорь сжал узкую ладонь, остановил.
На углу переулка он сжал узкий подбородок, поцеловал в дымные бледные губы. Девушка на миг прижалась, по телу керста мигом прошел жар раскаленного чугуна. На них смотрели со смутным удивлением, кто-то неодобрительно засмеялся. Верно: очевидное мещанство и пошлая физиология отношений. Взгляды прохожих проходили сквозь, спеша к воде
