Успеть ко второй луне - Владимир Прягин
Чтобы не пить в одиночестве, я поднялся к Ферхойтену – его квартира, как и моя, располагалась в мансарде одного из близлежащих домов.
– Кто там? – Ферхойтен выглянул на лестничную площадку, не сразу отозвавшись на стук. – А, Эрик… Слушай, момент не самый удачный…
– Занят?
– Ну, я тебе говорил – на выставку собирался отдать что-нибудь из готового, если не будет новых идей… Но идея появилась-таки, буквально сегодня вечером. Пытаюсь с ней разобраться…
– Покажешь?
– Пойдём. Послушаю твоё мнение…
Вид у него был так себе – рубашка перепачкана краской, волосы всклокочены, взгляд наполнен лихорадочным блеском. Сейчас Ферхойтен совершенно не походил на того куртуазного джентльмена, который утром развлекал Мэгги лекциями о живописи.
– Свет никудышный… – пробормотал он, кивнув на лампочку, свисавшую в комнате с потолка. – Но я не вытерпел, начал… Оттенки беру почти наугад, тем более что они тут не главное…
На большом холсте просматривались очертания города. Над крышами вместо туч были рассыпаны звёзды – и светились обе луны, от которых расходились лучи, подчёркнуто грубые, словно шрамы. Лучи эти тянулись друг к другу и, как почудилось, тревожно вибрировали.
– Подумал, что должно быть вот так. Наитие… – сказал Ферхойтен. – Две луны рядом, хотя обычно они друг друга не видят…
– Мне нравится, – искренне сказал я. – Да, на первый взгляд – немного топорно, но если всмотришься, то чувствуется какая-то сила. Даже немного завидно. Вот с этим действительно можно и на Салон.
– Спасибо, Эрик… Завтра – последний день, когда они принимают работы, ты не забыл? Я надеюсь успеть…
– А я, кажется, пролетаю. Ни одной толковой идеи так и не появилось.
– Жаль. Ты был бы интересным соперником.
– Ладно, работай дальше. Не хочу тебя отвлекать.
Я вышел на лестницу, присел на ступеньки. Невесело усмехнулся, вспомнив, что позавчера вот так же сидела Мэгги, а я на неё наткнулся. Она, правда, была под «волчком», а у меня сейчас – всего лишь бутылка с пойлом.
Свернув пробку, я сделал три огромных глотка. Закашлялся, с трудом отдышался. Ром был ядрёный, сивушно-мерзкий, зато по мозгам лупил со всего размаху. Что мне и требовалось в данный момент.
Мне было муторно и обидно. Девчонка, с которой я так возился, сбежала, едва только оклемалась и стала похожа на человека. На выставку мне нечего предложить, упущен отличный шанс показать себя. Я интересен только откровенным бандитам с их бредовым заданием…
Не знаю, сколько я просидел вот так, отхлёбывая из горлышка. Очнулся, когда обнаружил вдруг, что бутылка уже пуста. С недоумением уставился на неё, встряхнул для верности, но увы – ни единой капли в ней не осталось.
Я кое-как поднялся. Меня шатало, лестница норовила выскочить из-под ног. Держась за стены, я выбрался на улицу. Добрёл до своего дома и, вцепившись в перила, стал карабкаться по ступенькам наверх.
Навстречу кто-то спускался. Я поднял голову и с натугой сфокусировал взгляд. Пробормотал:
– Броуди? Ха… Какая встреча…
– Мне некогда, пропусти.
Брезгливо поморщившись, он хотел обогнуть меня, но я не позволил:
– Стоп… Не хами… Чего тут забыл?
– Заходил к твоему соседу. Отдал двадцатку, которую занимал. И вообще, тебя это не касается, дай пройти…
– Двадцатку? Мне бы твои заботы… Ну ничего, разгребу дерьмо… Десятая миля… Сделаю – и в расчёте… Вот так-то, Броуди… Понял? Теперь вали…
Протиснувшись-таки мимо меня, он торопливо сбежал по лестнице. Я же доковылял до своей двери. Сознание уже гасло, остались только инстинкты. Ввалившись в комнату, я упал на кровать, и тёмная муть беспамятства захлестнула меня, утащила в свой душный омут.
На следующий день я проснулся после полудня.
Навалилось похмелье – меня подташнивало, во рту была противная сухость, а голова кружилась от любого телодвижения. Впрочем, могло быть хуже. Мне повезло, что удалось нормально проспаться.
Я долго пил из-под крана воду. Потом облился до пояса, доел остатки окорока и сыра – и наконец почувствовал себя сносно. Воспоминания о событиях минувшего вечера восстанавливались урывками, по частям.
О Крисе с его заказом не хотелось и думать, о Мэгги – тоже. Шевельнулось разве что любопытство насчёт того, успел ли Ферхойтен закончить свою работу. Картина действительно была неплоха, и он продвинулся в своих поисках дальше, чем я – в своих. Но и он что-то упускал…
Воздух у меня в комнате был тяжёлый и спёртый. Хотелось свежести, и я распахнул оконную створку. По стеклу скользнул жёлтый блик, бесформенный и размытый; миг спустя он пропал из вида. Я выглянул на улицу. Там проезжал какой-то автомобиль; несмотря на дневное время, фары у него были включены, разгоняя морось. Их мимолётный отсвет и лёг сейчас на моё стекло.
Машина свернула за угол, однако этот случайный блик застрял почему-то в памяти. Или не столько даже он сам, сколько впечатление от него, продлившееся долю секунды…
Я застыл у окна.
Мне удалось ухватить ту мысль, которая ускользала все эти дни.
Она была предельна проста – но при этом диаметрально меняла ракурс моего восприятия.
Я метнулся к мольберту.
Нет, я не собирался изображать на холсте свет фар, увиденный только что. Он не был моим сюжетом, но дал подсказку, которой мне не хватало.
Теперь я понял, в чём состояла моя ошибка.
И знал, какую картину я напишу.
Схватив кисть, я атаковал холст. Мазки ложились быстро, но верно. Они были жирными и размашистыми, я не пытался их сгладить. Я ни на секунду не отвлекался от полотна. Мне не нужна была натура перед глазами – всё, что необходимо, содержалось у меня в памяти. Требовалось только извлечь оттуда нужное ощущение.
Картина наполнялась деталями. Пространство вокруг вибрировало в такт движениям кисти. Я потерял счёт времени. Это напоминало транс. Мне мерещилось, что рядом со мной дрейфуют изогнутые тонкие линии. Что-то в них было от карандашных штрихов. Но постепенно они менялись – их пропитывал свет, растворённый в воздухе. Штрихи тянулись к холсту и смешивались с теми мазками краски, что я нанёс.
Я пришёл в себя, когда сумерки просочились в окно.
Аккуратно положил кисть и отступил от мольберта.
Волнения я не чувствовал – только опустошённость. Все накопленные эмоции выплеснулись на холст.
Картина была готова – и она была хороша. Такого не делал прежде никто, хотя идея лежала вроде бы на поверхности. Жаль только, что я опоздал на выставку. День подошёл к концу, приём работ завершился. Но даже эта мысль была вялая, отстранённая – работа вымотала
