Тёмные пути - Андрей Александрович Васильев
Тропинка петляла как не знаю что, я изо всех сил напрягал зрение, более всего боясь хоть на шаг с нее сойти. Дед Пров не шутил, в чем-чем, а в этом я был точно уверен. Гномам в «Хоббите» было хорошо, они в результате попали в комфортабельный дворец владыки Трандуила, где им предоставили теплые камеры и трехразовое питание, меня же в случае оплошности ждала учесть куда более невеселая. Например, какой-нибудь распадок, где мои останки в самом деле никто никогда не найдет.
Хорошо еще луна нынче была полная и яркая, она точно играла на моей стороне.
Лес, как это обычно и случается, кончился внезапно, а вместе с ним и тропинка из-под ног пропала. Я стоял на опушке, а передо мной находилась насыпь с поблескивающими под светом луны рельсами. Но не это было главное. Слева от себя я заметил вытянутые платформы с обеих сторон от путей и на одной из них некое темное строение времен развитого социализма, которое ничем, кроме как заурядной подмосковной железнодорожной станцией, оказаться не могло.
Выбрался. Дошел. Уже что-то.
На насыпь я взбираться не стал, пошел к своей цели прямо через высокую траву, плюнув на уже выпавшую росу. Промокнуть — для меня это сейчас не самое страшное.
Станция оказалась пуста, как лесовик и предсказывал. Что еще плохо — переезда я, как ни вглядывался, тоже не заметил. Была у меня надежда, что он тут есть, что дед Пров его просто в расчет не принял. Жаль, жаль, при переезде всегда дежурит человек, а у него, в свою очередь, наверняка имеется мобильный телефон. Всего один звонок — и мои проблемы решены. Тем более что я теперь знал, где нахожусь. Савеловское направление, это точно. Почему? Так тут висела схема движения, одной крайней точкой которой значилась Дубна, а другой — Москва-Савеловская.
Странно, думал, эти твари меня куда дальше утащили. Хотя… Кто знает, сколько я километров через лесные тропы отмахал? Они не то чтобы противоречат принципу «время — пространство», но все же здорово укорачивают дорогу от пункта «а» до пункта «б».
Еще тут обнаружилась касса, окно которой было плотно заколочено, а неподалеку от платформы я увидел двухполосное шоссе с автобусными остановками по обеим его сторонам, увы, также пустынное по причине неурочного времени. Впрочем, с трудом представляю себе водителя, который остановится и подберет на ночной дороге странного человека в драной рубахе. Разве что только ему под колеса броситься?
Или я наговариваю на человечество, может, не так все плохо? Это в городе у большинства жителей сердца шерстью поросли от постоянных стрессов и обилия раздражающих факторов, а тут в людях доброта к ближнему могла остаться. Сострадание опять же.
Впрочем, какая разница? Все равно ни одна машина за все то время, что я сидел на станции, не проехала. Так что моя основная надежда была на то, что вот-вот где-то там, за полосой предутреннего густого тумана, наползающей из леса на пути, гукнет гудок и к перрону неторопливо подползут ярко освещенные зеленые или красные вагоны первой электрички. Наличных у меня нет, они, скорее всего, находятся там же, где телефон, картхолдер и прочее содержимое моих карманов, но это и не страшно. Контролеры в такую рань вряд ли пойдут, а в городе что-то да придумается. В крайнем случае сдамся властям, выпрошу у них один звонок, а дальше приедет Юлька, заплатит все штрафы, если что, даст денег линейным полицейским в качестве компенсации за использование личного телефона и…
Интересно, а почему я сразу подумал именно о Юльке? Не о Стелле, не о Шлюндте, не о маме, наконец? Почему она?
Разложить эту проблему на составляющие я не успел, потому что уже не такую густую, как час назад, темноту шоссе прорезал свет фар, а следом за ним послышался и гул мотора. Судя по звуку, это была легковушка, грузовики и трейлеры куда более басовиты.
Вопрос: бежать мне все же к шоссе, размахивая руками, или лучше остаться здесь в ожидании электрички? С одной стороны, это шанс, который упускать жалко. С другой — а мало ли, кто там, в машине, сидит? Что если не друг, а враг? Наверняка ведь мои преследователи уже разобрались, что к чему, поняли, как я улизнул.
Я соскочил с лавочки, спрыгнул с перрона и затаился в кустах, которыми все тут заросло. Мне дорогу из моего укрытия было видно замечательно, а вот меня с нее, надеюсь, нет. Проедет мимо — выберусь. Ну на фиг все эти игры с транспортом, лучше электричку дождусь. От добра добра не ищут.
Машина появилась в поле зрения почти сразу же после того, как я засел в кустах. Мало того, она тормознула на обочине, рядом с протоптанной местными жителями дорожкой, ведущей от платформы к шоссе, и остановкой. Скажу еще больше — это была не просто какая-то там легковушка. Это была патрульная полицейская машина.
Мотор заглох, из автомобиля вылез крепко сбитый русоволосый полицейский в синей форменной рубахе. Он сначала громко зевнул, потом потянулся, глубоко втянул ноздрями воздух, шумно его выдохнул, следом за тем расстегнул ширинку и начал справлять малую нужду на обочину, что-то напевая себе под нос.
Вот ведь какой соблазн. Полиция — это хорошо, тем более на машине. Наплести ему всякой ерунды вроде того, что я ехал из Дубны, а недобросовестный водитель такси в наиболее темном и пустынном месте шоссе долбанул меня чем-то по голове, ограбил и выбросил. Потому, дорогой служитель закона, довезите до населенного пункта и дайте позвонить, в долгу не останусь. Ну а дальше все будет точно так же, как я и прикидывал ранее. Разве что только Юльке дольше ехать придется.
В машине зашуршала рация, полицейский тихонько ругнулся, застегнул штаны и залез в машину.
— Да, это шестой, — донеслись до меня его слова. — Я на станции. Что значит «почему»? По маршруту. Все, Лен, не кипяти мой разум, очень тебя прошу.
Полицейский снова вылез из машины, достал из кармана пачку сигарет, глянул на часы, убрал курево обратно и, похоже, собрался уезжать. В этот момент я понял, что очень устал за эту ночь и что мои нервы на пределе. А еще я жутко замерз и проголодался. Еда — черт с ней, но холод и постоянное напряжение меня скоро доконают.
Я воткнул нож в землю по рукоять, быстро обтер ту рукавом, чтобы отпечатков не осталось, и крикнул:
— Господин полицейский, вы не уделите мне
