Беспредел - Александр Александрович Подольский
Затылок свело от напряжения. Призрачные холодные пальцы прошлись вдоль позвоночника, как по клавишам пианино. Кристина ступала неслышно. Это расхлябанное громкое шлепанье порождали не ее маленькие ножки, а здоровенные ласты кого-то килограммов на пятьдесят тяжелее. Значит, мне не померещилось? Я действительно видел в окне человеческую фигуру?!
Честно говоря, я смутно догадывался, что в аду должны быть и другие люди, кроме нас двоих. Но совершенно не представлял, чего ожидать от местных обитателей. Кристина поднималась как ни в чем не бывало. Позади осталось этажей пятнадцать, а то и больше, я с трудом дышал, но упрямо топал следом. Что ж, если не боится она, то хули бояться мне?
Он скрывался, как ебучий ниндзя, этот наш невидимый босоногий сосед. Я бы, наверное, прошел мимо, не различив бледного перекошенного лица и блестящих ненавистью зрачков. Он прилип к стене, распластался по ней, слился с тенями, сам став жутковатой оскаленной тенью. Часть здания, такой же серый, невзрачный, он бы дождался, пока я, свистя в хуй, прошел мимо, а после воткнул бы мне в шею обломок кости…
Блядь, у него в руке был острый обломок кости! Как только наш невидимка понял, что Крис его раскрыла, он выскочил на лестничную клетку. Точнее – она. Здоровенная чернокожая баба с обвисшим пузом, морщинистыми сиськами и коротким седым ежиком на голове и манде. В ладони она сжимала обглоданный мосол со следами зубов и остатками мяса. Острый обломок проходил между пальцами, как сраный кулачный ножик. Я представил, как эта заточка пропарывает мою шею, и мне сделалось хуево.
Крис чуть присела, выставив перед собой кухонный нож. Мог ли я представить, что тихоня и отличница, которой я украдкой восхищался, сможет так отважно встретить опасность? Тетка выглядела достаточно крепкой, чтобы расправиться даже со взрослым мужиком. Со мной, например.
Глядя на меня – как мне показалось, с удивлением, – она многообещающе ухмыльнулась. За мясистыми губами тускло желтели неестественно острые зубы, подпиленные до треугольной формы. Я дернул горлом, пытаясь сглотнуть отсутствующую слюну. Будь я один… сука, даже думать не хочу!
Они с Крис поняли друг друга без слов. Несколько охуительно долгих секунд бабища что-то прикидывала в своей седой голове. Поглядывала свиными глазками то на Крис, то на нож, то на меня. Наконец хрюкнула и попыталась отступить обратно в логово, но Крис неожиданно преградила ей дорогу. Тетка рассерженно зарычала, признавая поражение. Голые подошвы зашлепали по бетону, унося острозубую толстуху на верхние этажи. С облегчением выдохнув, Крис опустила нож.
– Постой здесь, я быстро…
Раньше, чем я успел возразить, она исчезла в квартире. Очко сжалось так, что не прошел бы и волосок. Ебал я в рот стоять здесь, как хуй в поле, пока где-то рядом бегает психованная тетка с заточенными зубами! К счастью, Крис действительно обернулась быстро. Сунула мне в руку обломок кости и пару полосок, похожих… блядь, нет, нет, да ну нахуй!
– Что это? – Я брезгливо потряс перед ней полосками.
– Вяленое мясо.
– Чье? – с нажимом спросил я.
– Меньше вопросов, Миша, ешь давай. Тебе нужны силы.
– Да блядь! Крис! Чье это мясо?!
Мой вопль отразился от стен, но эхо погибло, едва родившись, будто сами стены сдавили его, свернув тощую цыплячью шею. Лицо Кристины осталось бесстрастным каменным ликом древней богини. Она сунула вяленую полоску в рот и усиленно заработала челюстями.
– Ну скажи, – взмолился я, – скажи, что это какая-нибудь блядская местная крыса! Скажи!
– Ты же знаешь, что это не так.
Зубы ее методично перемалывали человечину. Хотелось ударить ее по руке, но я не смел. Я гость в ее мире, и кто я такой, чтобы судить тех, кто живет здесь постоянно?
Подойдя вплотную, Крис трогательно привстала на цыпочки и вложила мне в рот полоску мяса. И я послушно сожрал жесткое солоноватое мясо. Разжевал, смочил слюной и отправил в пищевод. Организм не парился всякой хуйней, а просто переваривал жрачку. То, что раньше жрачка не только ходила на двух ногах, но еще и мыслила, желудок волновало меньше всего. Он довольно урчал, напоминая, что не ел уже хуй знает сколько часов.
– Хорошо. – Крис удовлетворенно кивнула. – Здесь без еды ты сам еда. Силы тебе понадобятся, поверь.
– Я бы лучше воды попил…
– Я тоже.
Фарфоровые зубки с животным остервенением рванули вяленую полоску. Жуя на ходу, Крис бодро взлетела на пролет выше. Стиснув обмылок кости в кулаке, я бросился догонять ускользающую музу.
Безликие этажи сменяли друг друга, как отражения. То же количество ступеней и квартир, те же планировки, та же выхолощенная серость. Хуже всего была не жажда и не усталость, а свинцовая скука, висящая на шее пудовой гирей. Подъем длился уже часа три, и я наконец понял, что никаких сумерек на улице нет. Просто глаза временно перестроились на коридорные потемки. Электричество здесь, похоже, не предусматривалось, я не обнаружил даже следов проводки.
– Когда начнет темнеть? – спросил я, чтобы хоть что-то спросить.
Крис обернулась, недовольно поджав губы. Мой жалкий вид не внушил ей оптимизма. С тяжелым вздохом она опустилась прямо на бетон, целомудренно подобрав стройные ноги. Я свалился рядом, обрадованный внезапной передышкой.
– Не знаю. – Худые плечи Кристины взметнулись и опали. – Темнеет сразу, без переходов, а с часами тут не очень. Светлый период длится гораздо дольше, чем… там. Втрое как минимум. Бывает, перед наступлением темноты успеваешь пару раз поспать. Или сдохнуть во сне. Не самый худший вариант, кстати.
Отзвуки ее голоса таяли, как масло в духовке, растекались молчанием. Узкая ладонь прошлась по моей щеке. Я слышал, как щетина скребет по линиям жизни и любви. В глазах Крис я видел сожаление – здесь не место для подобных жестов. Это дом заточенных зубов и человечины на завтрак, солнечных ожогов и выпущенных кишок. Здесь ебутся, как звери – быстро, жестко, без сантиментов, – а не гладят любимое лицо. Потому что здесь нет любимых лиц.
– Спрашивай, – шепнула Крис, укладывая мою голову на свои бедра.
Я смотрел на нее снизу вверх, затылком ощущая горячее лоно. Перевернутая Крис терпеливо ждала, не подгоняла. Пальцы стянули с моей головы чалму-футболку, рылись в волосах, скребли ногтями зудящую кожу. Я прикрыл глаза и спросил. Про все.
Ад существовал по странным, чуждым, но все же непреложным законам. Днем, в условное светлое время суток,