Двуявь - Владимир Прягин
– Марк, – сказала Римма, – пошли, надо уходить. Ей уже ничем не поможешь.
Он медленно поднялся, повернул голову. Бабай исчез, сумка тоже.
– Где этот говнюк?
– Смылся, как только она упала. Он, по-моему, сам охренел, да и я, если честно, тоже. Зачем он её убил?
– Он был уверен, что сдохну я. Или, может, не сдохну, а только сознание потеряю. «Змейка» перестаралась – эксклюзив же, мля, необкатанная модель…
Римма покосилась на него с беспокойством:
– Ты пойми правильно – я вообще такого не ожидала. То есть знала, конечно, что Бабай – сволочь, но чтоб вот так… Отец, наверно, предугадал, что мы можем сюда прийти за оружием, ну и передал этому инструкции… Или, к примеру…
– Замолчи. Хватит.
– Хреново вышло – в итоге мы с пустыми руками. Пистолет на вокзале мент отобрал, а «змеек» теперь фиг раздобудешь…
Марк посмотрел на неё в упор, и она непроизвольно отступила на шаг.
– Всё это уже неважно, – сказал он.
– То есть?
– «Змейки» нам ни к чему. Я понял, как поступить.
Он действительно понял, и дело тут было не в озарении. Решение, собственно говоря, и так маячило перед носом, но прежде Марк старательно притворялся, что не замечает его. Тешил себя надеждой, что какой-нибудь новый козырь появится по дороге в посёлок, хотя прекрасно знал, что главные козыри давно у него в кармане. Целая колода тузов – надо лишь решиться на их использование.
Ну да, ну да, сегодня он уже применил три семени – ещё одна такая же доза с большой вероятностью просто его прикончит. И даже при самом благоприятном раскладе его ждёт чудовищный многодневный «отскок».
Проблема в том, что иначе никак не выйдет. Драку с таким врагом как Кузнецов-старший нельзя выиграть одной левой. Он, Марк, уклонялся от этой мысли, строил хитрые калькуляции, но они разбились о смерть девчонки, как дрянное стекло о камень.
Выбор сейчас простой. Либо рискнуть, поставив на карту всё с минимальными шансами на успех, либо сидеть, трусливо забившись в норку, и ждать пока Кузнецов найдёт его сам. Третьего не дано – судьба их рано или поздно сведёт, безжалостно столкнёт лбами.
И если даже Эля не пожелала прятаться…
– Пошли, – сказал он, – прищучим твоего папу. Использую семена.
– Ты же говорил, что они…
– Всё верно. Если помру, сэкономишь мой гонорар.
После гниющего полумрака, заполнившего контейнерный городок, уличный свет резанул глаза. Марк и Римма, став на обочину, принялись ловить тачку, но безуспешно – видимо, их злые физиономии отпугивали потенциальных извозчиков. Наконец притормозил дедок на голубовато-серой «победе».
– В Плакучую Балку, – распорядился Марк.
Шофёр посмотрел на него с сомнением, но возражать не стал – машина покатилась по улице, разбрызгивая солнце из луж, а сыщик сидел и думал, что хорошо бы сейчас заснуть, задремать, отлучиться на пару минут в благословенный край, где обитают тени, пусть даже край этот нереален.
Там, в мире грёз, происходит то, чего быть не может. Здесь – то, чего быть не должно, ни при каких условиях. Такое вот сосуществование сна и яви – дихотомия, чередование двух взаимоисключающих версий. Конструкт, уязвимый с двух сторон сразу. Двуязвимый…
Марк усмехнулся. Словотворчество и потуги на философию – защитная реакция гнилого интеллигента на обстоятельства, которые ему неприятны и неподвластны. Плюс, естественно, водка – лучший антисептик при встрече с ядовитой реальностью.
«Победа» миновала блочные новостройки, похожие на костяшки от домино, которые кто-то выстроил в ряд, и вырвалась за городскую черту. Дорожный указатель оповестил, что до поворота к посёлку осталось три километра. Марк вспомнил, что во сне Плакучая Балка – место расположения космодрома. Стало смешно и тоскливо одновременно.
Промелькнула лесополоса, и посёлок открылся справа, заблестел благородно-красными крышами. Даже деревья тут смотрелись наряднее и почти не растеряли листву.
Шофёр завертел рулём. Покрытие под колёсами сразу стало ровнее, как будто машина съехала не на скромную подъездную дорогу, а на киношный американский хайвэй. Дедок сквозь зубы пробормотал что-то вроде: «Устроились, бандюганы». Римма вежливо попросила:
– В дальний конец, пожалуйста.
Дом её сволочного папы стоял, как выяснилось, чуть на отшибе и был огромен даже по местным меркам. Со всеми своими башенками и выступами он напоминал ударный авианосец, оторвавшийся от эскорта.
Шофёр, повинуясь указаниям Риммы, сделал небольшой крюк, чтобы высадить их не перед главным входом, а с другой стороны. Дождался, пока они вылезут из машины, неприязненно фыркнул выхлопной трубой на прощание и укатил.
Заговорщики подошли к калитке. Впрочем, назвать её так можно было лишь с некоторой долей условности – дубовая дверь в кирпичной ограде, несмотря на небольшие размеры, выглядела непрошибаемой. Сама же ограда имела в высоту не меньше трёх метров и увенчивалась металлическими шипами – натуральная крепостная стена.
– Ну что, Пинкертон, заходим?
– Нет. Я скажу, когда.
Прислонившись к стене, он вытащил из кармана три семени. Вспомнил, как неделю назад собирал их с дерева – заполучил тогда, если не изменяет память, семнадцать штук сразу. Забавно, кстати: это точно соответствует числу лет, прошедших после Нуля. При желании можно было бы усмотреть здесь глубокий смысл, многозначительную и страшную аллегорию, но он уже слишком устал от всей этой хрени. Поэтому в кои-то веки поступит как нормальный вменяемый человек, то есть наплюёт и спишет на совпадение…
Сообразив, что, переливая мысленно из пустого в порожнее, он только тянет время, откладывает момент, когда придётся приступить к делу, сыщик вздохнул и принялся расстёгивать куртку, потом рубашку. Стылый воздух толкнулся в грудь, заставил поёжиться.
Да, семена за эту неделю расходовались прямо-таки с пулемётной скоростью – в других обстоятельствах хватило бы на несколько месяцев. И вот теперь расследование подходит к финалу.
Хотя какое, нафиг, расследование? Настоящий Пинкертон, увидев все эти пляски с бубном и беспорядочные метания, лишь презрительно рассмеялся бы. Да и то сказать – сыщика привела сюда не какая-нибудь дедукция, не кропотливая работа с уликами и даже не пресловутая интуиция, усиленная подземной отравой. Без всякой интуиции было ясно, что все ответы – у Кузнецова, просто Марк боялся за ними
