Демоны могут смеяться - Григорий Семух
Вертолет оказался над дворцовой набережной менее чем за двадцать минут. Я буквально кожей чувствовал многочисленные стволы систем ПВО и жала ракет, направленные в нашу сторону. Слишком уж много аристократических дворцов расположились на берегу реки, слишком со многими нужно согласовать полет. Потому-то мы и не летаем на вертолетах до ресторана и обратно — хлопотно.
Сомневаюсь, что кто-то из них рискнул бы не согласовать мой пролет, но тем не менее, сам факт согласования или даже уведомления, многими воспринимался как процедура унизительная, формально — мы как бы спрашивали разрешения у других родов. В любом случае, летать над дворцовой набережной мне нравилось, жаль не часто доводилось. Красиво конечно, но насколько же неудобно. Дворцовая набережная вообще не слишком удобное место для жизни, сюда даже шлюху вызвать проблематично, сразу же появится в базе данных, которые, бывает, утекают. Но зато безопасно и красиво, с этим не поспоришь.
Когда-то давно, на реку приезжали многочисленные туристы, полюбоваться красивейшим из водопадов — Ниагарским. Сейчас сюда народа приезжает еще больше, теперь уже чтобы полюбоваться на рукотворные чудеса — величественные дворцы из стекла и бетона, ну и да, из чистого золота тоже. Людей без чувства вкуса полно даже среди аристократов. Видимо это какой-то модный тренд в архитектуре, приход которого я не заметил — одна из жен отца тоже испоганила наш дворец, приказав добавить позолоченных элементов.
Оба берега сияли в свете фонарей, разгоняя мрак сгустившихся сумерек, но ярче всех светился небольшой остров прямо посреди реки, соединенный с берегами тонкими ниточками подъемных мостов. Два потока водопада неслись по обе стороны от островка, а на торце острова — гранитном обрыве стометровой стеной разделяющем водопад на две части, сверкали огоньки окон. Наш дворец не просто находился на острове, он сам был частью острова. Величественный замок, словно бы вросший в скалу, возвышался надо всеми остальными, и даже над самым высоким зданием города минимум на десяток этажей, и на несколько десятков этажей уходил вниз, частично скрываясь за завесой водопада. Раньше он был поскромнее, но лет двадцать назад, он был почти полностью разрушен, и отстроен заново.
Я, кстати, так и не знаю кто в тот раз на нас напал, но шумиха была знатная и погибли многие. Моя мать, в частности, умерла именно тогда. Дворец во многом возводился в ее честь — незадолго до смерти она планировала серьезную перестройку, вот по ее эскизам и строили… Наверное именно поэтому, нынешние жены отца постоянно пытаются внести те или иные изменения в конструкцию и внешний вид замка. Обосновывают это модой и тем, что столь знатному роду просто стыдно два года ходить по одной и той же тротуарной плитке, но я то знаю что ими на самом деле движет.
На самом деле это не совсем наш дом — нам столько помещений и этажей не нужно. Здесь расквартирован родовой гарнизон, арсенал, обширный автопарк и даже часть самых секретных производственных линий, а в подводных доках находятся несколько миниатюрных, речных подводных лодок — чтобы можно было уйти в случае нападения. В ангарах, скрытых завесой водопада, базируются даже несколько боевых истребителей, так что при желании, из нашего дворца может выйти небольшая армия которой хватит чтобы город захватить, или небольшую страну третьего мира, хотя формально все это нужно для обороны.
Наши родовые земли. Я бы предпочел конечно, чтобы наш главный дворец перебазировался куда-нибудь на Манхэттен, например, но традиции обязывали нас держать свою резиденцию здесь, на родовых землях.
Земель, собственно, было не так чтобы очень много — маленький островок посреди реки. Это у русских слыхал, родовые владения могут исчисляться тысячами акров, в штатах родовые земли сильно скромнее. Как бы там ни было мне нравился и городок, и наш остров.
Мне в детстве очень нравилось стоять у окна в нижней гостиной, наблюдая, как за стеклом плавают рыбы или обедать на западной террасе, отделенной стеной водопада от остального мира. Моим братьям больше нравилось играть на верхних этажах, особенно на вертолетной площадке, а вот меня почему-то всегда тянуло поглубже.
Вертолет опустился на посадочную площадку и мне навстречу тут же выдвинулись встречающие. Высокую и тощую фигуру дворецкого в длинном сюртуке, полы которого трепетали на ветру, я срисовал сразу, я знал его с рождения и мог опознать даже в темноте и издалека, по походке и силуэту, впрочем, как и невысокую женскую фигурку рядом с ним.
— Привет Вергилий, — Деметра протянула мне планшет, кивнула бодигардам и махнула рукой пилоту, — пойдем, отец уже заждался.
— Ви, — я активировал планшет и взглянул на открытый файл, — называй меня Ви… сестра. Ты же знаешь, мне не нравится…
— Как скажешь братец, давай, шевели поршнями.
Меня мое имя откровенно бесило. Уж не знаю отсылка это к древнеримскому поэту, или к демону из божественной комедии — скорее к последнему — но я считал, что мне мое имя не идет. Как, впрочем, и Деметре. С ее ярко выраженными азиатскими чертами лица, доставшимися от матери, имя древнегреческой богини стыковалось плохо.
— Чего это ты дома? — поинтересовался я неторопливо шагая вслед за сестрой, — неужели переделала вообще всю работу и заработала все деньги мира?
— А ты уже перетрахал все, что шевелится и выпил все, что горит?
— Какая-то ты злая и грустная.
— Ты зато как погляжу веселый.
— Я всегда веселый сестра.
— Ты просто всегда пьяный.
— Не всегда. Я же иногда сплю.
— Да лучше бы ты и не просыпался. Ты зачем Гигачада уволил?
— Кого?
— Гигачада, — пояснила Деметра, но понятнее не стало. — Это мы ему кличку дали. Джагер Чейд. Охранник твой новый.
— А, ты уже знаешь? — я махнул рукой, — выбесил он меня.
— Бог мой, какой ты идиот. Этот парень взял золото на последнем турнире боевых магов, призер-международник, молодой талант. Его бы с руками оторвал любой клан, но наши эйчары успели первыми.
— Хм, видимо и правда крутой пацан.
— А ты не подумал почему этого пацана сразу же поставили охранять старшего сына главы клана? Да он на отборочных испытаниях размотал все боевое крыло Альфы, а потом еще и выстоял против Дантеса.
— Я тоже как-то выстоял против Данте.
— Ему тогда было лет двенадцать.
— Четырнадцать, — поправил сестру.
— А тебе пятнадцать. Много воды с тех пор утекло.
