Жизнь Фениксов - Татьяна Владимировна Овсянникова
— Александра Васильевна! Лев Алексеевич просил Вам ключи передать — будете жить у него, если не возражаете.
— Замечательно. Спасибо, Миша
— Льву Алексеевичу я прихожусь одноклассницей. Старше. Нисколько не сомневаюсь, что избранница Льва Алексеевича весьма привлекательна — у него всегда был хороший вкус, сказала она перед тем, как покинуть машину, чем привела Алексея в крайнее изумление.
Это была квартира Гродненских-старших. Странно было бы ожидать, что ничего в ней не поменялось с тех пор, как Саня была здесь в последний раз. Да, все стало другим: стиль, цвет, свет. «Мне нравится», — решила Саня. Но один старожил все же уцелел — массивный, орехового дерева письменный стол. На нем теснились фотографии в рамках: прадед — высокий и крепкий с супругой, красивой, но строгой, родители — молодые и счастливые; несколько групповых снимков: волейбольная команда, участники шахматного турнира, ребята с гитарой у костра. И еще в одной рамочке — листок из школьной тетради, исписанный аккуратным девичьим почерком:
«Зачем приносишь мне цветы?
Пустое жертвоприношенье…
Как получить твое прощенье?
В ответ мне нечего дарить.
Спасти тебя, себя спасти
От одиночества полета
Мне не дано.
Судьбы работа –
Столкнуть с любовью на пути.»
И ниже, уже другим почерком наложена резолюция: «Подождем»
Звонил Лев:
— Обустраиваешься?
— Да, Лева, спасибо. Смотрю, камин доселе не топили?
Лев не ответил и попрощался, но она знала, что он улыбается.
Положа руку на сердце, кто и когда относился к своим одноклассникам серьезно? Что тут скрывать, девочки, за редким исключением, убеждены, что все, что им нужно знать о мальчишках-одноклассниках, укладывается в несколько слов на букву «н»: несносные, нелепые, неуверенные несмышленыши. В крайнем случае — милые несмышленыши. Саня вспомнила, как в выпускном классе им раздали опросники:»Какую профессию вы хотели бы выбрать в будущем?» Опрос был анонимным. Оказалось, что Гродненский хочет быть «секретным физиком», а его приятель Витя Горохов — гинекологом. Хорошее расположение духа, посетившее их, видимо, во время заполнения опросников, вышло им боком. Несмотря на анонимность, «графологическая экспертиза» безошибочно установила их авторство. Ехидные девчонки подсаживались к Горохову на перемене:
— Ох, Витя, Витя…Ты прямо как открытая книга…
— Это почему еще? — не подозревал тот подвоха.
— Ты бы хоть спортом больше занимался, что ли…
— Зачем? Я и так три раза в неделю — на тренировках.
— Так это, говорят, помогает отвлечься. Хи-хи-хи.
Гродненский на уроках прожигал ее спину взглядом, и делал карандашные наброски:»Суворова. Вид сбоку». Проглядывалось сходство. Наконец, дело дошло и до цветов — он стал оставлять на Санином столе букетики бархатцев. «Пламенеющие, как сама любовь!»-смеялась Кира. Злые девчоночьи языки уверяли, что Гродненский и Горохов пообрывали все клумбы Школы рабочей молодежи, располагавшейся неподалеку, и приносят Суворовой цветы прямо с корнями, не удосужившись даже обтрясти с них землю. А та воображает, что Лев в нее влюблен. Возможно, именно эти несчастные огненные букетики и стали причиной появления того поэтического вразумления, написанного на листочке, вырванном из школьной тетради. Тогда-то Гродненский и заявил своему не умеющему держать язык за зубами приятелю:
— Когда-нибудь я буду сидеть у своего камина с потрясающей женщиной, ноги у которой будут длинные, как Амазонка, и сожгу в нем эту графоманскую «писурню».
Золотые были времена!
Вечером пришел Лев.
— Киру обнаружила соседка. Она зашла за формой для выпечки — ждала детей в гости и надумала что-то там испечь. На звонок ей никто не открыл, что показалось ей странным: меньше получаса назад она возвращалась домой и, проходя мимо двери Киры, слышала голоса. Нажала ручку двери — дверь оказалась не запертой. Находился ли в это время в квартире кто-то еще, и мог ли он незаметно покинуть квартиру, пока она склонилась над Кирой — ответить затрудняется, потому как была напугана и взволнована. На письменном столе нашли любопытную записку, но она, похоже не понадобилась, а забрать ее с собой у предполагаемого Кириного собеседника не было времени из-за настойчивости и решимости Веры Ильиничны — так зовут соседку. В записке было что-то про сводящее с ума безмолвие одиночества, неизменный пейзаж ее жизни, неподвижность которого не нарушает ни голос птицы, ни завывание ветра, и желание привнести в эту картину хоть какую-нибудь жизнь и краски с помощью крови, очевидно, своей:» Но одно я все же могу сделать — я добавлю цвета…». Способ же это исполнить выбран был до невозможности сложный — удар тупым предметом по затылку. Видимо, первоначально предполагался совсем другой план, но Кира, возможно, отказалась ему следовать. Может быть, ее что-то насторожило в поведении «гостя», и она попыталась его выдворить, поэтому от инсценировки ее самоубийства ему пришлось отказаться. За последнее время в городе покончили с собой две одинокие и очень обеспеченные дамы. В одном случае вопросов у следствия не возникало: у М, назовем ее так, когда-то уже была попытка суицида после гибели жениха — парень был скалолазом и перед самой свадьбой сорвался со скалы. Потом в ее жизнь подобно спасательному кругу снова пришла любовь. Правда, с новым избранником они все же расстались, но незадолго до самоубийства он вновь появился в ее жизни, о чем свидетельствовала их переписка. Встретиться они так и не встретились — у мужчины оказалось редкое генетическое заболевание, проявляющееся в зрелые годы и потом быстро прогрессирующее, что приводило к постепенной потере двигательных функций и изменению сознания. Навестить его у нее не хватило сил — ей хотелось, чтобы в памяти он остался таким, каким она когда-то его полюбила, но М. стала активно помогать ему деньгами — перечисляла на какой-то счет внушительные суммы. Возможно, все это каким-то образом разбередило прошлое, и М. не смогла с этим справиться. В комнате на полу были разбросаны снимки счастливой юной пары — фотографии были сделаны незадолго до трагического подъема в горы, а также раскрыта и недавняя переписка.
«— Привет. Одной из своих крупных жизненных ошибок я, кстати, считаю свое поступление в тот институт. Все-таки, через год наших отношений мне стоило больше внимания уделять тебе, работе, заботе о содержании и счастье будущей семьи. Быть внимательнее к тебе, стараться тебя лучше понимать и чувствовать. На пике любви к тебе в то время это было и необходимо и далось бы относительно легко. Я же в каком-то внезапном
