Тайна дома № 12 на улице Флоретт - Владимир Торин
Натаниэль Доу обернулся: племянник сидел у основания лестницы и с омерзением на лице вытирал ладони о штаны, пытаясь избавиться от зеленой слизи, оставленной чудовищной мухоловкой. Он так торопился, что совсем забыл об осторожности и поскользнулся…
Убедившись, что Джасперу ничего не угрожает, доктор выбежал на улицу.
В мусорной аллее уже никого не было. На земле лежали оборванные листья. След из темно-зеленой слизи вел в сторону канала. Обрывался он рядом с домом мистера Грэма – у решетки дождевых стоков в стене.
– Где она?! Куда она делась?! – воскликнул Джаспер, выбежав из дома следом за дядюшкой. Тот лишь покачал головой.
– Ты видел?! Видел, как она…
Доктор Доу кивнул на дверь, и они вернулись в дом.
– Что это было?! – Миссис Трикк бросилась к доктору. – Мне же это не привиделось?!
Доктор Доу поправил костюм, подтянул манжеты и выровнял воротнички рубашки, вновь нацепив на себя свои привычные хладнокровие и рассудительность. Так, словно ничего необычного только что и не произошло.
– Миссис Трикк, – не терпящим возражений тоном сказал он, – будет лучше, если вы отправитесь к миссис Баттори. Погостите у нее несколько дней.
– Что? Но зачем?
Доктор повернулся к Джасперу.
– Собирайся. Мы тоже уходим.
– Я не понимаю… – начал было племянник.
– Мы их разоблачили, Джаспер. Скоро они будут здесь. И будет лучше, если они нас не застанут.
Джаспер вздрогнул – он вдруг отчетливо представил, что произойдет, когда несколько таких тварей, как миссис Паттни, придут за ними.
– А Полли? – испуганно спросила миссис Трикк. – Как же Полли?
– Мы предупредим ее, когда найдем. Собирайтесь, миссис Трикк. Время не терпит.
Экономка хотела было что-то уточнить, но, видимо, решила, что сейчас не лучшее время для вопросов. Она просто кивнула и отправилась в свой флигель, попутно рассказывая подлетевшей к ней Кларе, что они отправляются в гости.
– А что мы будем делать? – спросил Джаспер, когда голос миссис Трикк затих.
– Мы разберемся с этими… существами. И спасем мисс Полли.
– Но как? Что мы можем в одиночку? Ты же видел, во что превратилась миссис Паттни!
Доктор покачал головой.
– Не превратилась, Джаспер. Она всегда такой была. Но ты прав. Сами мы не справимся. Нам нужна помощь. И я знаю, кто нам поможет. Собирайся. Мне нужно назначить встречу.
***
Веревочка натянулась. Открываясь, скрипнула дверца старенького шкафа, и Китти с грустью оценила пустоту и темноту в его глубине.
На одинокой вешалке висело единственное платье. Она предпочитала думать, что оно кофейного цвета, но по правде оно было ближе к цвету грязи. Очень грубое, колючее и неприятное на ощупь – Китти всегда надевала его со слезами на глазах.
Вот и сейчас от одного лишь его вида она едва не заплакала, вновь ощутив себя совершенно никчемной и никому не нужной.
Сидя на краю кровати, Китти потянула за другую веревочку. То, что она делала, требовало некоторой сноровки, но ее пальцы давно запомнили с какой силой и под каким углом тянуть. Вешалка с платьем тут же отцепилась от перекладины и заскользила по веревочке. Девушка терпеливо ждала, пока оно доберется к ней.
Это был ежедневный ритуал, которому Китти следовала почти всю жизнь. Она не могла даже подойти к шкафу, и каждое утро была вынуждена доставать одежду вот так, при помощи веревочек, привязанных к изножью ее кровати.
«Хрупкость костей Хромма» – так назвал ее состояние доктор Доу. Эта болезнь мучила Китти сколько она себя помнила. Внучка миссис Браун долгое время просто сидела в своей комнате, пока однажды мистер Типпин, сосед, не сделал для нее устройства, благодаря которым она могла выбраться и из спальни, и из дома…
Китти натянула платье через голову, глухо взвыла, когда оно ее начало колоть – ничего, она привыкнет и снова перестанет его замечать. Застегнув пуговички и подтянув манжеты, она взялась надевать свои роликовые коньки. Да, Китти могла сперва надеть ролики, а потом уже подъехать на них к шкафу за платьем, но она так привыкла к этим веревочкам, что у нее даже мысли не возникало сменить распорядок…
Справившись с ремешками и креплениями, Китти заправила химрастопку в специальное отделение над каблуками, а затем подожгла ее. Ролики захрипели, засипели, что-то заурчало. Котелки заработали – осталось только дождаться, когда жидкость в них как следует нагреется. Это минут двадцать, не меньше…
Китти услышала шаги в коридоре, а потом дверь квартиры открылась, и раздались звуки ссоры. Эти двое всегда ссорились. И хоть бабушка была в доме главной, мистер Шнаппер все время пытался, как называет это сама бабушка, выбить почву у нее из-под ног.
Мистер Шнаппер считал, что «ведение дел в стиле миссис Браун» устарело, а бабушка в ответ называла его безрассудным интриганом. Они практически ни в чем не могли сойтись. И пусть пока что решающее слово было за бабушкой, но однажды, Китти это предчувствовала, терпение мистера Шнаппера должно было лопнуть, и тогда… А что случится тогда, она не знала, только догадывалась, что это будет нечто плохое.
Китти ни во что не посвящали и, кажется, ее и вовсе считали бесполезной и бессмысленной. Что ж, лучше слыть бессмысленной, думала она, чем потворствовать им в их мерзких делах. И поняла она это не так давно. Вернее будет сказать, что это осознание пришло к ней лишь с появлением в ее жизни Полли Уиннифред Трикк, которая пыталась отучить подругу от привычки, образно выражаясь, ходить на цыпочках.
Китти очень боялась свою бабушку. И не только потому, что та ее била, не только потому, что та запирала ее в комнате и наказывала множеством иных способов.
Китти не хотела делать то, что она делала для бабушки и для… Прабабушки. Внучка миссис Браун была доброй и ее мучила совесть. А еще ее заживо пожирала жалость к тем девушкам, которых она обманом завлекала в этот дом. Полли была далеко не первой жертвой… Все они здесь, в маленькой книжечке, которую мисс Китти Браун прячет под подушкой. Перед сном Китти, глядя в свой потолок, шепотом называла их имена и просила у каждой прощения, но время от времени в список добавлялось еще чье-нибудь имя.
Это всегда происходило одинаково. Китти все оттягивала то, что должна была сделать, придумывала различные отговорки. Всякий раз терпению бабушки наступал конец, она ее била и лишала еды, и тогда Китти с ненавистью к себе
