Пять глаз, смотрящих в никуда - Елена Станиславская
– Выходит, его заставили меня похитить, а потом убили? – произнес Игорь. – Он не сам захотел?
– Не сам.
В голосе мертвого мальчика слышалось облегчение, словно он ужасно не хотел разочаровываться в человечестве, и вот судьба подкинула ему крохотное оправдание. У Полины сильнее прежнего запершило в горле.
– Да че вы их слушаете, парни! – взвизгнул тот, кого Йося назвал «Ваней». – Они вас разводят, как лохов, а вы уши развесили.
– Как твое имя? – спросила Полина.
– Пошла ты! – тявкнул мальчишка.
– Да Ваня он, – сказал Йося. – Вылитый Иван.
– Сам ты Ваня! Я Эльдар.
– С персидского – «правитель страны», – заметил Ипполит Аркадьевич.
– Это было недавно в квизе, – добавил Жека, пояснив, откуда у опекуна познания в происхождении имен.
Содрогнувшись, Многоликий крикнул голосом Эльдара:
– Заткнитесь! – Глаза бешено завертелись: и на лице, и в ладонях. – Заткнитесь все!
– Эльдар, – продолжила Полина, – ты похоронен в безымянной могиле, которую рано или поздно сровняют с землей, но у тебя наверняка есть близкие. Они хотели бы знать…
– Заткнись! Заткнись!
От рева завибрировали старые стены. Многоликий, распавшись на части, воссоединился вновь, но его связь ослабла. Духи рвались из общего тела, словно протуберанцы из солнца. Лица мальчиков – одноглазые, искаженные – то наплывали друг на друга, то разваливались кусками непропеченного теста.
– Если вы научите других призраков, как перемещаться в пространстве, – Полина повысила голос, но он оставался спокойным и ровным, – они пойдут в ваши дома. К вашим мамам, папам, сестрам и братьям. Не все, но многие. При жизни вы столкнулись с человеческой жестокостью. Призраки – те же люди, только им нечего терять. Вам ли не знать?
Многоликий, повинуясь воле одной из своих душ, бросился на Полину. Замер, отступил. Снова бросился.
«Пять глаз смотрят в никуда, а другие пять видят истину», – прозвучало в голове, и Полина рискнула:
– Загляните в свои глаза. В них вы увидите правду. Они подскажут, как правильно.
Сокровища засветились в ладонях. Многоликий, застыв, опустил взгляд и завороженно уставился на собственные глаза. Что он увидел там, было известно ему одному. Им четверым. Как любая великая мальчишеская тайна, она несла печать неразглашения. До гробовой доски и дальше.
Призрак-сектант говорил, что в левых глазах сидят бесы, но в голове у него явно царили хаос и мрак. В его понимании, как подозревала Полина, ангельская сущность отвечала за беспрекословное подчинение, а бесовская – за сопротивление и отстаивание границ. В этом сектант и убийца сходились – неспроста Начальнов называл пасынка «дьяволенком».
– Бабку мою найди, – буркнул Эльдар, оторвав взгляд от ладоней. – Варавины мы. Пускай заберет меня и это… как там… сожжет, короч. Не хочу червей кормить.
Полина кивнула.
– Будет больно? – спросили несколько голосов: в них не слышался страх, лишь решимость и настороженность.
– Не знаю, – честно ответила она. – Может быть. Немного. Зато потом – больше никогда.
– Больше никогда, – повторил Многоликий.
Магия не сопротивлялась, не ускользала. Свободным потоком она вырвалась наружу и оплела мальчишеское тело – так легко, как никогда раньше. Пять глаз зажмурились, вздернулся подбородок, и руки крепко сжали края куртки. Многоликий больше не рябил и не распадался. Сейчас он ничем не отличался от обычного мальчика, и неважно, сколько глаз было на его лице. Мальчик словно стоял под штормовым петербургским ветром и не собирался уходить, пока самый сильный порыв не унесет его.
И он унес.
* * *
Все отгорело, исчезло, погасли на мраморе последние блики. Ноги у Полины подкосились, и она безжизненным пеплом осела на пол – будто отгорела вместе с Многоликим. Йося попытался было подхватить ее, но зашипел сквозь зубы. Его запястья потемнели и опухли, лицо было бледно-голубым и блестящим: у боли никогда не сохли краски.
– Что дальше, шеф? – прохрипел он и, усевшись рядом, боднул Полину в плечо.
– Мне надо, надо… – Не сумев найти правильные слова, она указала направление: вниз.
А следом вырвалось:
– Там призрак моего отца.
– Пойти с тобой? – нахмурился Йося.
– Нет. – Она покачала головой. – Уходите и вызывайте скорую, а сюда – менделеевцев.
– Что случилось с твоим отцом, почему он не в Перу? – Компаньон, разумеется, и не думал слушаться.
– Его убил твой отчим, по совместительству – папин друг детства. Кстати, он мертв. Тело на втором этаже.
Дрогнул кадык, и изо рта вырвался выдох – сиплый и резкий, похожий на смешок. Йося вздернул подбородок, прямо как Многоликий перед смертью, и внимательно посмотрел на Полину.
– Он что-то сказал? Перед тем, как откинулся?
– Признался в убийствах. Больше ничего. – Полина выдержала его взгляд. – Я так и не поняла, зачем он все это делал.
Теперь у нее была тайна, которой она ни с кем не сможет поделиться – даже с Йосей. Никто никогда не узнает, зачем Начальнов похищал глаза. Никто никогда не узнает, кого он представлял в виде ангела-раба. Йосе уж точно не нужны эти детали. Хватит с него.
– Как только вернусь домой, сожгу все письма, – сказала она. – Это он, Начальнов, посылал черные конверты.
– В его стиле. – Йося тяжело вздохнул. – Жаль, что я не догадался. Он так подбивал клинья к матери. Отправлял букеты, а вместе с ними – полотнища с признаниями в любви. Ей хватило, – он поморщился, – чтобы закрыть глаза на все остальное.
Понимающе кивнув, Полина попыталась встать. Йося подставил плечо, справа подлетел Ипполит Аркадьевич и поднырнул под руку Жека.
Распрямившись, Полина окинула всех троих благодарным взглядом, а следом рявкнула:
– Уходите.
На этот раз, хоть и нехотя, они послушались. Отступили и сбились в кучку: мужчина, юноша, ребенок. Удостоверившись, что Полина худо-бедно стоит на ногах, троица направилась к двери.
– Как ты доберешься домой? – напоследок спросил Йося.
– У таких, как я, всегда есть план, – ответила Полина.
Он мотнул головой:
– Я тогда неправильно сказал. Таких, как ты, больше нет.
– Пошли, Ромео, – опекун ухватил его за плечо, – пока ты не выдал еще какую-нибудь банальщину и не закопал себя.
Миновав губернаторский кинотеатр, Полина отворила дверь в подвал. Пахнуло кирпичным крошевом и разбитыми надеждами. Руку не дергало, не драло. Там, внизу, зияла пустота.
– Зову тебя в дыму пожара, – без надежды окликнула Полина.
Ответа не последовало. Вероятно, обложенный печатями менделеевцев, призрак отца ослабел и потратил остаток сил на финальный рывок. На то, чтобы откликнуться на крик дочери: не стихами – действием. А дальше настало небытие. Заглянув внутрь себя, Полина не увидела там злости на отца. Ее сердце пополам поделили прощение и понимание. На что-то другое просто не осталось места.
Да, он создал ее как
