Прятки в облаках - Тата Алатова
— Не понимаю, — медленно протянула ректорша. — Сергей Сергеевич?
У Маши не было сил, чтобы обернуться на него. Она полностью сосредоточилась на лице Бесполезняк, будто стала глухонемой, разбирающей слова по движению губ.
— Подтверждаю, — коснулся ее слуха бесцветный голос Дымова.
И тогда безупречная, невозмутимая, стальная ректорша схватилась за волосы, разлохматив идеальную прическу.
— Объясните еще раз, — потребовала она. — Почему Рябова явилась именно к вам? Как?
— Как? Не знаю. Я бы с удовольствием переадресовал этот вопрос Вере Викторовне, это в ее компетенции. Осмелюсь предположить, что основными факторами послужили два события. Первое — то, что я как раз перед этим показал Маше… Марии воспоминание о нашей первой встрече, второе — удар по голове.
— Зачем? Что такого случилось восемнадцать лет назад, что вы сохранили это воспоминание достаточно четким, чтобы продемонстрировать его спустя долгие годы?
— Скажем, это определило мою судьбу, — мамочки, почему его интонации такие бесцветные? Может, это уже не Дымов, а какая-нибудь глиняная говорящая игрушка? — … с профессиональной точки зрения, Алла Дмитриевна.
— Подробности, — бросила она грубо.
— Их не будет, — наконец-то в Дымове проснулось что-то живое, и это оказалась угрюмая решимость. Он вообще не любил распространяться о личной жизни, это Маша давно заметила.
— Для чего вы показали Рябовой это воспоминание?
— Счел это разумным, — снова уклонился от внятного ответа Дымов. Ректорша одарила его испытующим взглядом, в котором явно прослеживалось намерение выяснить все до конца.
— Ладно. Опустим пока это, — резко сказала она и снова обратилась к Бесполезняк: — Итак, восемнадцать лет назад вы зафиксировали нарушение временного потока.
— Именно, — кивнула старушка. — Зафиксировали и присвоили ему идентификационный код. Прошу обратить ваше внимание, что нам всякий раз требуется почти пять месяцев, чтобы выяснить все детали — имена, конкретные временные точки. Будь у нас нормальное оборудование…
— Вера Викторовна! — повысила голос ректорша. — Восемнадцать лет назад меня здесь даже не было!
— Пять месяцев наговоров и формул, — упрямо повторила старушка. — И вот что я выяснила: эту аномалию вызвала Мария Рябова, которой на тот момент был всего лишь один год. Младенец, Алла Дмитриевна. Получилось у меня вычислить и отправную точку ее путешествия — октябрь этого года. Вместе с тогдашним деканом университета мы заархивировали этот случай, предположив, что это предсмертное, последнее путешествие Рябовой. Тогда мы понятия не имели, что Дымов ее видел. Однако этим летом Рябова вновь вызвала всполох во времени. К счастью, у нас сохранились все расчеты по ней, и уже на следующий день я знала, что она явилась из января будущего года — прыгнула ровно на шесть месяцев назад, чтобы потребовать нож в качестве оружия собственного убийства. Таким образом, версия, что ее первое перемещение во времени было предсмертным, оказалась несостоятельной — ведь оно случилось в октябре, а мы теперь знали, что как минимум до января Рябова останется в живых.
До января?
До января?!
А что случится потом? Дина возьмет нож, а не веревку?
В голове Маши взрывались петарды. Бах! Бах! Бах! Вот бы не потерять сознание, нельзя же каждый раз падать в обморок.
Она некоторое время всерьез раздумывала о том, не начать ли носить с собой нюхательные соли, как в старинных романах. А где их, собственно, нынче вообще берут? Спросить бы у химиков-биологов.
Потом до Маши дошло, что ее мысли упрямо уплывают от темы беседы, потому что мозг не в состоянии переварить такие новости. И она попыталась сосредоточиться.
— Вторая аномалия этих перемещений во времени — то, что, когда Рябова материализуется в прошлом, с ней можно вести беседы.
— Правильно ли я понимаю, что Дина стала думать об убийстве Маши, потому что на это указала сама Маша? — уточнил Дымов.
— А по-вашему как? — воскликнула та. — Думаете, я какая-то маньячка или что? Да мне и дела не было до вашей Рябовой до этого лета! Мало ли какие первокурсницы шныряют по общаге! Ух, как я зла, вы даже представить себе не можете. Зачем втягивать меня в такое? Да я месяцами страдала от кошмаров, в красках представляя себе, как вонзаю нож в живого человека! Я даже купила этот самый нож… потому что ответственная. Раз Рябовой понадобилось умереть именно от него, а не от веревки… Черт, как я все это ненавижу!
— Стало быть, одно из этих видений и вырвалось на свободу, — подытожил долго молчавший Иван Иванович.
— Почему вы, Вера Викторовна, не пришли ко мне еще летом? — с ледяной яростью процедила ректорша. — Почему молча смотрели на то, как я пробудила Вечного Стража, как Сергей Сергеевич переквалифицировался в няньку, как Рябова пугалась собственной тени?
— Вы еще неопытный руководитель, — снисходительно улыбнулась ей Бесполезняк. — Я не буду вдаваться в подробности, как вы заняли это кресло, но будьте уверены: если бы во главе университета по-прежнему стоял Геннадий Петрович, то я бы к нему первому пришла за советом.
— Господин Сироткин покинул свой пост семь лет назад, — отчеканила ректорша, — а вы все еще не смирились с его уходом?
— Новая метла, оно, конечно, — себе под нос, но так, чтобы все слышали, проворчала Бесполезняк, — знай себе мети, а ни разума, ни мудрости. Уж Геннадий Петрович-то не блудил прямо на рабочем месте.
Маша с трудом выкарабкалась из вязкого оцепенения,
