Линии Леи - Евгений Луковцев
<…>
— Да нееее, вы чё, не говорил он такого! Не говорил! Это он (ик!)… Это его зовут так! У них знаете, какие имена? Ну (ик!) у каких египтян, у китайцев, чё вы меня опять путаете?
<…>
— Ну да, это имя такое! Это его зовут Хув(ик!)вейбин. Да никто не матерится, ну чё вы докопались?
Подслушано в метро.
Полторы недели просвистели, не оставив в памяти следа. Я погрузился в рутину с головой, чтобы поскорее забыть чёрные скукоженные морды и фосфоресцирующие глаза мертвецов. Гонял баньши-попрошаек, невесть откуда расплодившихся на Белорусской. Отыскал потерявшегося в пустом подстанционном зале птенца высочайшей четы пернатых обезьян. Помог техникам установить причину отказа подавителей сразу на трёх поездах. И даже получил благодарность Вересаевой за вовремя замеченную попытку гномов протащить коробку с перегноем в шахту вентиляции. В коробке оказались личинки дьявольских коровок. Это как божьи коровки, только дьявольские. Личинки, соответственно, не чёрные козявки с красными кругами на спинке, а белые жирные черви с черными пентаграммами. И жрут не тлю и прочих садовых вредителей, а всё, что шевельнётся в их поле зрения.
Сфинкса в эти дни я почти не видел. Он решил, что я неплохо справляюсь в автономном режиме, поэтому мы договорились работать раздельно. Садились на поезда во встречных направлениях и время от времени посылали друг другу сообщения об оперативной обстановке. Встречались, только когда требовалась помощь с особо дерзкими путешественниками, да ещё в обеденный перерыв, когда мы позволяли себе отклониться от маршрута и перекусить в подземном буфете на Парке культуры.
Со Смысловым мы за это время виделись дважды. Садились всё в том же кафе, обменивались новостями и выслушивали соображения, где искать хвостатого мерзавца Буньипа.
Наконец, в среду утром случилось кое-что необычное. Я получил на коммуникатор сообщение от Вересаевой с указанием явиться на утреннюю летучку. В этот момент я как раз находился в оружейной комнате, получал макгаффины.
— Предмет контрольный номер один, картофелина сырая, без инвентарного номера, — диктовал сам себе техник по вооружениям.
— Серёга, а можно так сделать, чтобы мне, как и Сфинксу, выпадал каждый день контрольный бутерброд, а не сырая картофелина?
— Ничего не знаю, макгаффины распределяются случайным образом, — не меняя интонации, заявил Червяков, но искоса бросил на меня оценивающий взгляд. — Предмет номер два, инвентарный номер сто пять — триста семь. Часы карманные серебряные на цепочке. Поцарапаешь стекло, спрошу как за раритет.
Я пожалел, что рискнул в очередной раз выбирать предметы с закрытыми глазами, наобум. Хорошо, что часы попались, могла быть и сушёная куриная лапа.
— Ну, ты будешь выбирать или мне с тобой до вечера возиться?
— Запиши зажигалку, — решил я не искушать больше судьбу. — Кремневую синюю, номер сто семь — пятьсот сорок два.
— Выдано. Распишись здесь и здесь.
Я распихал мои сегодняшние волшебные помощники по карманам и отправился к лифту. Кабинет Вересаевой располагался пятью этажами глубже.
В зале для совещаний шла традиционная утренняя летучка. Как всегда, разбирали происшествие по личному составу. Заправлял процессом мастер выпиливания по мозгу — кадровик. Вересаева с невозмутимым видом наблюдала, сидя на краешке стола и посасывая пустой янтарный мундштук.
Ещё в лифте я столкнулся со Сфинксом, тоже приглашенным к замдиректора. Он по дороге вкратце описал, чему посвящено утреннее сборище. В общежитии Метростроя подрались два наших оперативника с соседних веток. Да так, что соседи вызвали полицию. Дежурный пролопушил ситуацию, мер своевременно принять не успел, поэтому обоих оперов забрали и продержали в обезьяннике до утра. А поскольку это был обычный полицейский участок, а не из наших подведомственных, дело усугубилось. Вызволить удалось только одного, сильнее пострадавшего, всего час назад, да и то — после вмешательства лично Вересаевой.
Спасённый пребывал в состоянии явной некондиции. С огромным фиолетовым синяком на оба глаза, хромающий на правую ногу, он к тому же источал стойкое алкогольное амбре. Конечно, ни о каком заступлении на линию в таком виде речи быть не могло. Пришлось в срочном порядке переводить его сменщиков на суточное дежурство, чтобы хоть как-то закрыть дыру в табеле.
Но хуже всего, что второго "залётного" полиция отдавать отказалась наотрез. Он при задержании буйствовал, выбесил патрульных, за что пару раз получил дубинкой по мягким местам, а уже в камере надерзил офицеру из городского главка, который заехал с проверкой. В общем, к утру на дебошира уже было готово дело о мелком хулиганстве, и оно вот-вот отправится в суд.
Вересаева пребывала в ярости. Это легко читалось по её лицу, хотя она изо всех сил старалась сохранять хладнокровие, и по забытой на другом конце стола сигарете.
— Вы понимаете, чем это нам грозит? — зампокадрам пафосным тоном снимал стружку с начальника оперчасти. — Теперь обоих выкинут из общежития, это как пить дать. В худшем случае, вообще не дадут больше мест для наших сотрудников. Сами знаете, какая очередь за жильём, у них и у нас!
Затяжной и вправду чувствовал себя виноватым, поэтому молчал, насупившись. Меня же этот цирк не впечатлял. Я пожалел, что пришёл слишком рано, тихо пробрался на свободное место и стал разглядывать единственное, что здесь было достойно взгляда, — Вересаеву.
Она сегодня была особенно прекрасна. Волосы свободно спадали на плечи светлыми волнами, косметики на лице самый минимум, только глаза чуть подведены и на губах неяркая помада — не характерно для неё, но мне именно такой вариант больше всего нравится у женщин. Плюс идеально облегающее платье с дизайнерским ассиметричным узором. Оно заканчивалось чуть ниже колена, а привычка Вересаевой сидеть нога на ногу удваивала эффект. Ни один эксперт в мире, глядя на нашу начальницу, не смог сказать бы сейчас, что она с четырёх часов на ногах, сделала около сотни звонков, выпила пять чашек кофе и скурила полторы пачки своих тоненьких ароматизированных сигареток.
— И это я сейчас перечисляю только самые очевидные последствия! — пыхтел кадровик. — Я пока не спрашиваю о причинах происшествия, ведь вы же всё равно ни черта не знаете!
Мне пришлось сделать над собой усилие, чтобы перестать пялиться и снова уловить нить разговора. Начальник оперчасти, разумеется, знал всё, что только можно было выяснить на эту минуту. По сравнению с ним уровень знания кадровика был ниже процентов эдак на сто. Но ещё Затяжной знал, что Вересаева знает намного больше, поэтому помалкивал.
А вот начштаба не вытерпел и влез. Водилась за ним такая
