Про Иванова, Швеца и прикладную бесологию #5 - Вадим Валерьевич Булаев
– А вы не перемудрили? Тоха со мной в одной постели не спит.
– Требовались сутки тишины. Швец отправился познавать новые впечатления, Фрол остался проконтролировать доставку убийцы по месту розыска. Поверьте, ему будет не до вас… Маше с вашего смартфона сообщили о том, что вы отправились к школьному приятелю, совершенно случайно проживающему почти по соседству с конспиративным жильём, и настроились всерьёз загулять. Перестраховка никогда не повредит. Про кошку не переживайте. За ней присмотрят.
Сигарета давно догорела. Инспектор закурил новую, бросив дотлевший окурок под ноги. Развязно откинулся на спинку.
– Как спеленали?
– Укол из разработок определённого рода… Мои помощники, домовые постарались. Они же и следили за вами. В жильё, конечно, до часа «Ч» не входили, однако им и вентиляции для прослушивания с контролем достаточно.
– Понятно… Прежде чем вы мне расскажете, какого х..я я тут, хотелось бы посмотреть вам в глаза. Хочу понять, насколько сильно вы мне врёте. Можно?
– Почему нет? – площадная брань покоробила прекраснорылого, однако он сумел побороть эмоции. Поднялся, вышел из-за стола. – Подойдите.
Бросив недокуренную сигарету на пол, Иванов поднялся под настороженными взглядами охранников. Приблизился, остановившись от пленителя на расстоянии локтя. Сжал губы в нитку, всмотрелся в холодные, безмятежные зрачки…
И прошипел. Зловеще, яростно:
– За похищение приговариваю к десятке!
Ладонь с активированной за «свой счёт» Печатью взлетела от пояса и со шлепком ударилась о лоб македонца. Мигнул круг с непонятными символами, втягиваясь в чужую, прохладную на ощупь кожу.
Мощный удар под колени повалил парня. Охранники скрутили ему руки за спиной, знающе шарахнули по почкам, уткнули носом в пол перед остолбеневшим Александросом. Дубинками прошлись по бокам, по печени. Но пленник ничего этого не замечал, с безбашенным упоением выкрикивая:
– Похищение человека – преступление!.. Объясняй теперь, откуда у тебя татуировочка! На десять лет! Карповичу объясняй, начальству своему… козлина, мля… Правда, весело?!! Она же наверняка именная… – рваный, истеричный смех рвался наружу, и Иванов ему не мешал. – А теперь я послушаю, какого хера ты этот спектакль устроил… Самостоятельно! Без санкции сверху! Иначе в тупую бы меня повязали! Без прелюдий! Оправдывайся! Продолжай! Интересно рассказываешь!
Голова македонца задвигала челюстью, задёргалась в приступе ярости, выплюнув с интеллигентским, высокопарным презрением:
– Какой же вы подонок…
(*) Хата – камера (тюремное)
(**) Попкарь – то же самое, что и надсмотрщик (тюремное)
***
Избиение прекратилось лишь когда Иванов перестал хрипеть измученным побоями нутром, ощущая в животе дикий коктейль из саднящих кишок, рези в почках и неудержимое желание отключиться от этого мира.
Последнее ему сделать не дали. Охрана, чутко видя грань между наказанием и ненужными зверствами, вовремя остановилась, тяжело дыша да помалкивая.
Ждали дальнейших распоряжений.
Валяющийся между чужих ботинок инспектор впал в полубессознательное состояние, побулькивая горлом. Голову тюремщики почти не повредили, сконцентрировавшись на туловище, и только это удерживало восприятие здесь, в комнате.
– Поднимите, – отрешённо скомандовал Александрос, возвращаясь к столу.
За спиной узника, пребольно впиваясь в запястья, щёлкнули браслеты. Тело воспарило в воздухе, подхваченное сильными руками и почти рухнуло на стул в углу. Направляющий тычок в плечо не дал Сергею сползти на пол, привалив его к прохладной, шероховатой стене.
Молчание продлилось довольно долго. Македонец что-то обдумывал, сцепив пальцы в замок и хмурясь; мужчины в униформе бдили за оплывшим пленником.
Закрывающие лица забрала превращали их настороженные морды в карикатурные рожи, от вида которых тянуло заорать благим матом. Во всяком случае, именно так виделось парню.
– Из всех неочевидных решений вы, Иванов, выбрали самое эффектное. Признаю, – ровно зазвучало из-за стола. – Показываться на глаза заинтересованным лицам мне с этого дня нельзя. Поймут, кто постарался… Сработало так, как вы и задумали. Я прокололся, говоря на удобном для вас языке.
Комбинатор из Спецотдела непостижимым образом уже вернул себе привычное самообладание и некоторую холодность в общении. Сидел с чуточку усталым видом, немного горбясь, будто происходящее ему вообще не нравится и общается он с Ивановым только по долгу службы, по-человечески сочувствуя.
Смотрелось располагающе.
– Вы совершили ошибку, – продолжил он с грустью. – Я же хотел с вами по-хорошему поговорить. Беседу продумывал, готовил аргументы, доводы, а вы как всегда – топорно, напролом, бездумно игнорируя последствия. Типичное мужланство.
Перед ответом Серёга прокашлялся – потроха отказывались приходить в норму, требуя отдыха и доктора. Во рту появилась густоватая, с горечью, слюна; пониже солнечного сплетения скрутило.
Попытался сплюнуть – угодил на собственные колени, но не расстроился. Грязные штаны – меньшее из того, что его заботило в этом помещении.
– По-хорошему – это когда в гости с поллитрой приходят или в кафе за чайком встречаются. Уважают собеседника… А затрамбовать человека в камеру и требовать от него дружеского расположения… Вы сумасшедший?
Сравнение македонцу понравилось, выразившись в понимающем кивке.
– Я здоров. И телесно, и умственно. Вы удивитесь, но случившееся – вынужденная мера. Требовалось сохранить наши переговоры втайне от всех. И от Фрола в том числе. Вербовать вас для этого бессмысленно, агитировать – слишком долго. Пришлось применить принудительный вариант. К сожалению.
– Расплакаться от трогательности можно? Или снова отметелят?
– Не скоморошествуйте, Сергей. Лицедей из вас отвратительный, – македонец передёрнул плечами. – Перейдём к главному. Произошедшая эскапада для меня не более, чем досадная помеха. Побуду здесь до окончания опрометчиво выкрикнутого вами срока. Отдохну. На придумывание добротной легенды, где я пропадал и почему не вышел на связь, у меня имеется целых десять лет. Поверьте, я справлюсь с задачей. Ваши же дела более плачевны. Пока не договоримся, никто никуда не уйдёт.
Ну вот. Начинается…
– Что от меня нужно? – торговаться инспектор не любил, но умел. – Не крутите вокруг да около, Александрос.
– Знания. Те самые, из Египта.
Иванов позволил себе оскалиться.
– Я стёр память. Наверняка ведь проверяли неоднократно.
По-нордически уравновешенный македонец взвился, стул из-под него с грохотом полетел в сторону. Тюремная охрана напряглась. Им, похоже, такое поведение начальства тоже оказалось в новинку.
Прекраснорылый мужчина впал в бешенство впервые за всё время знакомства с Сергеем. Надсадно дышал, тарабанил пальцами по столешнице, прожигал взглядом. Выпалил, брызжа слюной:
– Вы лжёте!!! Невозможно вас проверить! Защита не даёт! Даже во сне! Пробовал! Пробовал! Никто из ныне живущих столь древний трюк не повторит!
– Так уж и никто? – скептически уточнил пленник, наслаждаясь чужим неистовством.
– Да! Нет! Не… – отмеченного Печатью словно из ведра ледяной водой окатили. Приступ плохо контролируемой ярости прошёл, уступив черёд успокаивающей рассудительности. Излишек адреналинчика сбросился, только и всего, – … знаю. Во всяком случае, мне иные знатоки полной защиты разума не известны.
Э-э-э… да ты боишься! И страшишься признаться в этом самому себе.
– Ошиблись, – максимально презрительно протянул Иванов. – Ни черта я не помню. Карпович тоже на эту тему нервничал.
– Нашли кого в эксперты записывать, – отмахнулся переговорщик. – Фрол – не того поля ягода. Прямолинейно действует.
При всей изворотливости ума Сергей не представлял,
