Один сон на двоих - Татьяна Владимировна Корсакова
Это чахлое деревце могло быть чем угодно: хоть березой, хоть рябиной. Когда Мирон врезал по нему ногой, перешибая пополам, он рассчитывал исключительно на чудо и собственную удачу. У него не было времени даже обломать торчащие во все стороны ветки. Времени хватило лишь на то, чтобы перехватить это лохматое копье поудобнее, замахнуться и со всей силы ткнуть в грудь твари. Копье пропороло синюю медицинскую робу в самом центре вышитой золотом эмблемы, царапнуло ребро и провалилось в плоть почти без сопротивления, как в кисель. Упырь перестал урчать, замер, обеими руками ухватился за торчащее из груди древко, попытался вытянуть, но почти сразу же потерял к этому делу всякий интерес. К Мирону он тоже потерял интерес, потому что чахлое деревце оказалось-таки осиной, потому что Мирон оказался-таки счастливчиком.
Дальше было еще два упыря: худая тетка в костюме обслуживающего персонала и крепкий мужик в униформе охранника. Константин рекрутировал в свою упыриную армию всех подряд, без разбора. И сколько их таких еще бродит по лощине, Мирон боялся себе даже представить. С теткой и охранником он справился уже быстрее, чем с первым упырем. Наверное, он справился бы еще с парочкой, но вот беда: эта ночная битва ни на сантиметр не приближала его к Лере.
До тех пор, пока на поле боя не появился Харон со своей винтажной шпагой. С Хароном все пошло веселее и динамичнее. С Хароном они, наконец, начали прорубать себе дорогу к «Скорой», но все равно опоздали…
…Лера лежала ничком на земле, прижав левую ладонь к правому боку. Ее белая футболка насквозь пропиталась кровью. И земля под ней тоже. Ее бледное лицо было спокойно, только длинные ресницы вздрагивали, как будто она смотрела сон. Увлекательный, предсмертный сон…
В этот момент Мирон запретил себе думать о ней, как о любимой женщине. В этом момент он стал думать о ней, как о пациентке. Осмотр, оценка состояния, реанимационные мероприятия. Вот такая последовательность! Это всего лишь борьба за пациента, и никаких сантиментов!
Он сбросил на землю рюкзак, в котором что-то тихо брякнуло, задрал на Лере футболку, осмотрел рану. Света от луны хватало, чтобы понять характер раны, крови хватало, чтобы понять ее летальность…
Из темноты к Мирону кто-то сунулся, но тут же отлетел в сторону с размозженной башкой. Краем глаза Мирон успел заметить Милочку с дробовиком Харона в руках. Милочка с дробовиком! Это было бы эпично и достойно быть воспетым, если бы прямо в этот момент на руках у него не умирала Лера. Прямо сейчас!
Тихий то ли свист, то ли стон Мирон услышал сразу, как только развеялся дым и грохот от выстрела. Свист этот отозвался болью и вибрацией в костях, захотелось встать и идти. Вот прямо на этот требовательный призыв! Он и встал, выпрямился во весь рост, осмотрелся.
Существо, не похожее ни на зверя, ни на человека, стояло чуть в отдалении и улыбалось, и манило Мирона когтистым пальцем, и свистело так призывно…
Кажется, он даже шагнул на этот зов. Нет, точно шагнул, равнодушно переступил через тело лежащей на земле Леры. Зов был важнее.
Зов был важнее ровно до тех пор, пока кто-то не врезал ему в челюсть с такой силой, что дернулась в сторону голова. Голова дернулась, и зов пропал, растворился в клубящемся на дне лощины тумане.
– Прости, парень! По-другому с их мороком не справиться, – сказал Григорий.
Он стоял напротив Мирона и обеими руками держал его за плечи, не давая ни двинуться вперед, ни свалиться на землю. – Я думал, что на тебя их зов уже не имеет силы. Ошибался!
– Грегори!!! – Послышался откуда-то из темноты голос Астры. И оттуда же, из темноты и тумана, выпало агонизирующее тело упыря. Наверняка, с аккуратной дырочкой от китайской шпильки в районе сердца.
– Секунду! – крикнул Григорий и посмотрел на Мирона: – Парень, мы вас пока прикроем. Помоги ей!
«Помоги ей» прозвучало как «спаси ее», и Мирон просто молча кивнул в ответ.
То ли от упыриного свиста, то ли от оплеухи Григория земля под ногами раскачивалась и, кажется, проседала. Она раскачивалась и проседала не только у него под ногами, но и вокруг, раскачивала тело Леры, как на волнах.
А потом земля начала осыпаться в стремительно образующуюся воронку, из которой на поверхность выбирался монстр. Монстр не просто выбирался, он собирался по частям, как жуткий конструктор из костей и ошметков плоти. Он обрастал этой плотью прямо на глазах. Сначала плотью, а потом черной с металлическим блеском шерстью, которая вздыбливалась острыми шипами на хребте и переходила в длинный чешуйчатый хвост. Когда чудовищный конструктор, наконец, собрался полностью, когда посмотрел на них с Григорием тремя парами красных глаз, когда мотнул сразу тремя головами – одной песьей и двумя черепастыми, – Мирон понял, кто перед ним.
– Ошейник, – сказал Григорий одновременно спокойно и восторженно. – Мирон, надень на него ошейник!
Это было проще сказать, чем сделать, потому что в красных глазах не было узнавания, в них были адские сполохи и лютая злоба. Но Лера истекала кровью, жертвуя жизнью ради них всех, ради того, чтобы Темный пес, наконец, исполнил свое предназначение.
Мирон вытащил ошейник из рюкзака, шагнул к монстру.
– Привет, Цербер, – сказал он, глядя в глаза одной конкретной черепастой голове. – Это я. Узнаешь меня?
– Привет, Горыныч, – сказал Григорий, глядя на три головы сразу. – Это я. Помнишь меня?
Темный пес рыкнул, ткнулся средней головой в лежащую на земле Леру, а потом улегся рядом, подставляя Мирону могучую, пышущую нездешним жаром шею. Мирон надел на нее ошейник, сказал:
– Давай, дружок, разбирайся! А я попытаюсь тут… – Он не договорил, вернулся к Лере, прижался ухом к ее груди.
Сердце не билось. Можно было сколько угодно обманывать себя, что он просто не слышит, но Мирон был профессионалом. Сердце больше не билось…
Ад разверзся в первый же миг этого страшного осознания. Он бушевал вокруг Мирона, завывал десятками голосов, щерился клыками, цеплялся когтями, вспарывался холодным металлом китайской шпильки и яркими огненными вспышками выстрелов, рвался как ветхое сукно от щелканья чешуйчатого хвоста. Ад был добр и милосерден, он оставил Мирона наедине с любимой женщиной.
Ненадолго… Сквозь грохот и визг к Мирону прорвался Харон, посмотрел сначала на Леру, потом на него.
– Она мертва, – сказал Мирон, а потом добавил с какой-то дикой надеждой: – Харон, посмотри! Может быть я ошибаюсь…
– Она мертва, – ответил Харон, а потом сказал с такой же дикой и радостной уверенностью: – Но это еще не конец! Реанимобиль!
Реанимобиль! Как он мог забыть?! Навороченный, нашпигованный всем необходимым реанимобиль! Дефибриллятор, солевые и высокомолекулярные растворы, кислород, сосудистые зажимы и перевязочные материалы!
К реанимобилю они бежали вместе. Харон впереди, Мирон с Лерой на руках следом. Проделав страшный путь до дна оврага, машина кувыркнулась в воздухе несколько раз, но приземлилась на колеса. Хоть бы им повезло, хоть бы оборудование осталось целым!
Им повезло! В хаосе и разгроме они нашли все, что необходимо. Они работали быстро и слаженно. Наверное, впервые Харон изменил смерти, спасая чью-то жизнь, отбирая и выцарапывая ее из ревнивых лап. Что он там обещал, когда они проводили реанимационные мероприятия? Каким богам молился, заряжая дефибриллятор? Какие обеты давал, зажимая рану в то время, когда Мирон подключал капельницу?
Мирон тоже молился и давал обеты. Все, что угодно, лишь бы вместе с Хароном вытащить Леру из темных вод Стикса на берег, восстановить сердечный ритм, остановить кровотечение, восполнить объем циркулирующей крови. Все что угодно, только бы она осталась с ним на этом берегу!
– Все, – сказал Харон, трогая его за плечо. – Мирон, все! Она вернулась.
Она вернулась, но без экстренной операции продолжала балансировать на тонкой грани между тем миром и этим.
– Нам нужно в больницу! В катафалке есть носилки.
Да, им нужно в больницу. Да, у них есть катафалк и носилки! Но как вытащить ее из этого проклятого оврага, как прорваться сквозь творящийся вокруг ад?!
– Жива? – В кузов «Скорой» забрался Григорий. Он был расхристан, в разорванной
