Луна для двоих - Кира Райт
Я двинулся к нему. Совсем с ума сошёл?! В смысле убить?!
– А ты, я смотрю, шуток вообще не понимаешь? – он вздохнул. – Ладно. Попробуем иначе. Своенравная тебе досталась женщина, дружище. Никто из моих ребят её не может выдержать. Потому тебе, как единственному, кого она не может послать далеко и надолго, поручаю её охрану. Считай, что говорю от имени главы прайда. Позже с ним тоже увидишься.
– Я – часть прайда? – уточнил на всякий случай. Хотелось бы конкретики.
– А есть возражения?
– Нет.
– Ну и отлично! И за то, что я тебя потрепал, зла не держи, – хмыкнул.
Вообще-то я бы поспорил, кто кого там «потрепал», но…
– Ууу, как всё запущено. Снова не врубаешься, где надо смеяться? Вот вы парочка, конечно.
Это я проигнорировал.
– Ещё мне нужен дом.
– Дом?
– Раньше прайд выделял жилище для…
– Да и теперь выделяет, – перебил, как всегда не дослушав. – Только не говори мне, что хочешь поселиться от неё отдельно? Я думал, Вы вместе и всё такое.
– Для нас с ней. Я отработаю.
Мне было неприятно говорить об этом, будто прошу. Но других вариантов не было. Сам я сейчас не могу обеспечить Рину всем необходимым. И если работу он мне дал, то теперь мне нужно её куда-то привести.
– Так у неё есть квартира, хотя туда ей лучше не возвращаться, чёрные уже знают тот адрес…
–У неё есть, – повторил я, и до него наконец дошло.
– А. В этом смысле. Вообще не вопрос. Тем более, что если вы продолжите так же развлекаться тут, то скоро работать будет некому и некогда, лучше вас изолировать, – он снова пошло ухмыльнулся. – Завтра заеду за тобой, посмотрим.
– Спасибо.
И вот тут он впервые перестал скалиться, а стал серьёзным.
– Мне жаль, что с тобой случилось это всё. Ни я, ни Эрнард не поддерживаем идеи прежнего главы. У нас всё иначе. И мы рады каждому, кто возвращается в наши ряды после того, что вам пришлось пережить. Я знаю, что это такое.
– И ты?
– И я. Поэтому не думай, что чем-то обязан теперь за поддержку. Мы все держимся вместе не просто так. По одному нас давно бы всех перебили… – но его серьёзности хватило ненадолго. – И наконец-то я вздохну спокойно, не думая о том, куда эта через чур самостоятельная ломанётся следующий раз и во что влипнет. Если что – первым делом докладываешь мне. Потом уже действуешь.
Я кивнул. Хотя понимал, что если Рине будет угрожать опасность, то в первую очередь я стану защищать её, а уже затем докладывать.
Мы ещё немного обсудили организационные вопросы. Потом Эрдан, пожав мне руку (на этот раз нормально), ушёл. Было странно чувствовать себя вновь частью прайда. Быть не одному. Не только в плане Рины, но и вообще. Хотя с ней – особенно.
До сих пор помню, как увидел её издалека в первый раз. Она была слишком далеко. Даже запаха её не почувствовал. Зато заметил, какая она идеальная. И сразу понял, что хочу её себе. Вот только тогда мне все эти мысли быстро отбили. Отвели на очередной эксперимент. Потом на следующий…
Я никогда не расскажу ей всего, что пережил. Потому что не хочу делиться с ней своей болью. Своими страхами. О них я умолчал даже сейчас, когда говорил с Эрданом… Но я не мог подвести.
Понятно, что для её защиты сделаю всё возможное и невозможное, даже пожертвую своей жизнью, но… Я не был уверен, что расскажи я ему всё, как есть, он не приставит к ней другого. А мне нужен дом, куда можно отвести Рину и остальное, чтобы ей не нужно было думать ни о чём, кроме её любимой работы.
И если с племянником главы прайда всё прошло вполне неплохо (мне даже показалось, что он нормальный парень без замашек своего изверга-деда), то как продолжать водить за нос Рину, придумать не мог. Ну как ей признаться в собственной слабости? Вдруг она посчитает, что я трус? Что я недостаточно хорош для неё? Я столько лет мечтал, что всё у нас будет как сегодня… Что она сама будет меня хотеть и делать всякие приятные вещи… И как мне теперь рассказать ей правду?
Мои размышления закончились тем, что решил ничего не говорить Рине. Пока. И протянуть это насколько возможно. Я могу защитить её и так. И уверен, что сделаю это лучше кого-либо другого. Ведь у меня есть наиболее сильная из возможных мотивация – я люблю её.
Что бы она ни делала, что бы ни говорила. И чья бы метка ещё на ней ни была…
Да, моя точно стала последней. Я никому не позволю теперь даже приблизиться к ней, не то что пометить. Она моя! Только моя. И метка на ней будет тоже только моя.
Если уж нельзя свести метку волка, то что ж, я смирюсь с этим. Если его нельзя убивать (что, конечно же, очень жаль), то тоже. Не стану создавать ей новые неприятности и развязывать вражду между прайдом ирбисов и стаей чёрных волков. Ладно.
Но если он ещё хоть однажды сунется к ней. Если он только посмеет смотреть на неё, как он смотрел, то мне придётся лишить его зрения. И оторвать то, чем он думает в эти моменты.
Ревновал ли я? О нет. Ревность у меня была к тем, с кем она была по своей воле. А вот к нему… Дело теперь было совсем не в ревности. Я просто ненавидел его. За то, в какое положение он её поставил. За то, как подло поступил с ней. Потому что с ней нельзя так! Ни с кем нельзя. Но с ней – особенно. И он, подлый блохастый кобель, посмел заставить её… Ну попадись мне только…
Я сделаю всё, чтобы научить её заново доверять. Пусть и сам не был честен до конца.
Но что я мог ей сказать? Что испугался, когда понял там, в карцере, что могу обратиться? Что было страшно представить, как она может себя повести? И что совершенно не знал, что делать дальше.
Каждому непросто признавать свои слабости. А мне рядом с ней, такой идеальной – так тем более.
Я всего лишь вчерашний пациент, который почти десять лет провёл в клетках и под препаратами.
