Великий и Ужасный-3 - Евгений Адгурович Капба
* * *
— …в супер-дупер-тяжелом весе, свыше ста двадцати килограмм! На ста-а-а-арт! — надрывался гном с вышки.
— Мужи-и-и-ик!.. — простонал кто-то по ту сторону прилавка. — Мужик, помоги-и-и!
Вот же гадство! Я ж так выступление Алёши, чтоб его, Маятного весом свыше ста двадцати килограмм, пропущу! Но игнорировать просьбу о помощи было как минимум неприлично, и потому я выглянул наружу:
— Кто там?
Там, согнувшись и баюкая сломанную руку, с окровавленным мертвенно-бледным лицом прислонился к борту фудтрака давешний боец в заводской спецовке.
— Мужик, мамка моя… Настасья Филипповна… Переулок Ярославский, 1-бэ! Отнеси ей, а? Отнеси, Бог тебе на небесах воздаст!
Этот отчаянный парень протягивал мне склянку с зельем! Нет, ну что за человек-то такой? Он же почти при смерти — и не пьет! И почти не смотрит в мою сторону, он вообще никуда не смотрит, разве что — внутрь. Я выскочил наружу, подхватил его за плечи и стараясь быть аккуратным усадил на ступеньки раскладной металлической лесенки у задней двери фургона. Подошедшим покупателям пришлось пояснять:
— Технический перерыв, десять минут! Видите — парню плохо! — покупатели раздраженно заворчали, но возникать не стали. Всё-таки хорошо быть очень страшным!
Первичный осмотр показал: парню кабздец. У него явно было что-то со спиной, повреждены внутренние органы, сломана рука…
— Почему ты не выпьешь зелье, а? Почему не выпьешь? — вот главный вопрос который рвался из меня наружу. У него было средство которое может вылечить почти всё, что угодно, разве что голову обратно не прирастит, но он помирал тут, у меня на руках!
— У мамки… — просипел он, явно потухая прямо сейчас. — Рак у мамки.
— Яа-а-а-а-ать! — я запустил пальцы себе в волосы и трянхул свою башку как следует.
Вот же! Человек, чтоб его! А-а-а-а, и что делать? Ясно что! И какого хрена я такой добрый-то? Что там может помочь в таких случаях? Волшебник в голубом вертолете? Нет, сукападла, резчик в черном фудтраке тоже сгодиться!
— А ну открой глаза парень! Смотри на меня!
— Урук… — с отчаянием проговорил он.
— Урук! — кивнул я. — Не просто урук — Резчик! Слыхал про Резчиков?
— Это сказки… Отнесешь мамке-то?..
— Тебя как звать?
— Серый… Сергей…
— Так вот серый Сергей, я тебе щас сделаю страшное орочье колдунство, потому как ты храбрый воин! Я вылечу тебя, и дам тебе силы, а ты… Ты поклянешься, что потом, после этого, точно так же как и я будешь ездить на фудтраке, жарить шаурму и помогать храбрым и сильным, достойным людям и нелюдям выбраться из дерьма. Согласен?
— Какой бред… Чертовщина! Но если так — согласен… — просипел он. — Но я не верю, что…
— Верь, зараза! Я клянусь, что отрублю себе правую руку вот этим вот тесаком, если то, что я говорю — ложь! Веришь?
— Да?
— Веришь?!
— ДА!
— Тогда повторяй за мной… — я затащил его в фургон, вытянул из тайника ящичек со стилусом и рявкнул: — Моя жизнь принадлежит Орде!
— Моя… Жизнь… Принадлежит… Орде! — и Сергей потерял сознание.
Дыхание было слабым, прерывистым, пульс — нечетким, едва различимым. Я открыл ящичек, выдернул стилус из гнезда и, дождавшись, пока шип из рукояти ужалит меня в ладонь, принялся за работу.
* * *
Вымотался я за эти двадцать минут капитально. Закончив резьбу по коже, я запёр Сергея на верхнюю спальную полку и подцепил между ней и потолком страховочные ремни — чтобы не вывалился, а сам вернулся за прилавок, и сделал себе огромную кружку кофе с пятью ложками сахару.
Мне уже даже не особенно интересно было смотреть на ринг: холодная испарина на лице и общее муторное состояние в целом позволяли разве что машинально обслуживать покупателей, которые по рекомендации уже распробовавших шаурму товарищей тянулись сюда целыми толпами. Я даже про акцию с фото забыл — не до того было.
Тьма на город спустилась кромешная, и только свет электрических фонарей и гирлянд на площади разгонял осенний мрак, создавая нужное настроение у публики и позволяя видеть ринг. Я тоже включил иллюминацию на фудтраке, и, честно говоря, очень ждал ушатого мелкого напарника, потому как с одной стороны убраться с площади было невозможно: оцепление, а с другой работать сил особенно не было.
— …вне категорий! К этому виду боев, напомню, кроме наших рисковых храбрых парней допускаются бойцы с генной модификацией, кибернетическими улучшениями и магическими мутациями всех рас и народов. Да-да, знаю-знаю, в последние годы таких гостей у нас не было, с тех пор как Алёша Маятный раздробил голову залетному зверолюду из Семиреченского сервитута!
— А-ЛЁ-ША! А-ЛЁ-ША! — скандировала толпа.
— Но вдруг у нас найдутся желающие, ну же?! — завопил Отто Кюхельхен. — У нас подготовлен су-у-у-у-уперпри-и-и-и-из!
Тишина повисла над площадью. Тяжи уже сразились, и снова я не увидел легендарного Маятного в деле: а ведь он снова отстоял чемпионство, одолев даже какого-то тролля и пару уруков! Это было просто невероятно — чемпион-человек в орочьем городе! Но я-то потратил время на спасение еще одного человеческого детеныша — тоже почти ставшего чемпионом. И, наверное, не жалел об этом. Все-таки такие парни как Серый — на вес золота! Надо будет с ним вместе в этот Ярославский переулок заехать, к маме его. Хорошее дело.
— ЙА-А-А-А-А!!! — зарычал кто-то со сцены. — Я-а-а-а сражусь! Сражусь с тем ублюдком-поваренком из консервной банки на колесах!
Вот это было полной неожиданностью! Это он обо мне? Нет, точно — обо мне! Какая падла смеет вообще таким образом отзываться о моем фудтраке?! В моей душе вскипала злоба. Даже не злоба — ненависть! И щипало правое предплечье. Ага! Сраные якорцы… Тестостерон — это не только траханье, но и самый мужской из всех гормонов в целом. Я медленно выдохнул, допил кофе, и снова глянул на ринг.
Конечно, это был самого дикого вида черный урук. Высокий, на полголовы выше меня, но в плечах — поуже, хотя и мускулистый, как все мои сорлдичи. Он производил странное впечатление: сутулый, с длинными, едва ли не до колен руками, гривой волос, почему-то заплетенных в дреды. Никогда не видел дредов у уруков. И никогда не видел, чтобы черные уруки были прям ЧЕРНЫЕ. Загорелый, что ли? Бывают загорелые уруки?
