Негасимое пламя - Наталья Романова
Их привезли в полевой штаб, развёрнутый наспех посреди обширного пустыря. Пейзажи вокруг были весьма условно тронуты цивилизацией: давно позабывшие о культиваторе луговины пересекала одна-единственная грунтовка, напрочь раскисшая по случаю поздней оттепели; грязно-зелёные штабные палатки казались на фоне этой упаднической идиллии несуразным чужеродным вкраплением. Капитан, заместивший Ерёменко в полевых вылазках, наскоро построил свой бравый отряд – вернее, пока ещё группу – и, увязая в подтаявшем снегу, отправился к местным выяснять обстановку. Верховский праздно оглядел окрестности, оценивая условия. Лесополоса – а может, и полноценный массив, чёрт его разберёт – тянется вдоль горизонта, сколько хватает глаз; до первых деревьев, лысых и чёрных, с километр по прямой через покрытое клёклым снегом поле. Низкое серое небо готовится чихнуть дождём. Всё тихо. Сбрендившая нежить либо ещё сюда не добралась, либо окопалась где-то в другом месте.
Капитан показался из палатки в компании – Верховский не сразу поверил глазам – начальника московской магбезопасности собственной персоной. Терехова сопровождали трое в штатском; к ведьме не ходи, бывшие коллеги из контроля. Ну и что же кабинетные задницы собираются здесь предпринять? Выписать парочку административных штрафов местным надзорщикам?
– Приветствую, – пристально щуря глаза, Терехов прошёлся вдоль строя вытянувшихся в струнку безопасников, остановился напротив стоявшего первым Щукина и рявкнул: – Категории!
Посыпались ответы. Сослуживцы, дождавшись своей очереди, отрывисто гавкали цифры, которые, вообще-то, Терехову полагалось знать. Верховский вслушался: девятая, восьмая, седьмая… Шестая – только у Витьки и у него самого. Ну и кто тут шантрапа?
– Задача! – объявил Терехов, выслушав подчинённых. Контролёры переглядывались и посмеивались за его спиной. – Прочесать квадрат двадцать три – десять, особое внимание уделять населённым пунктам. С гражданскими в контакт не вступать, при подозрительном поведении – взять под стражу, подвергшихся воздействию – эвакуировать в штаб к медикам для обследования. При встрече с нежитью экземпляры под охраной надзора по возможности сохранять, не внесённые в реестры – уничтожать на месте. К лесному массиву, – он указал в сторону чернеющей вдали гряды, – не приближаться ни под каким предлогом. Нарушители будут объясняться лично со мной!
Он для острастки ещё разок обвёл подчинённых пламенным взглядом. Верховский украдкой покосился на далёкий лес. Что там такое? Витька ведь знает; надо его порасспросить…
Капитан деловито принялся делить группу на патрули, выдавать ориентиры по топографической карте и зачитывать краткую лекцию об эндемичных видах нежити. Верховский, с надзорских времён примерно помнивший, какая дрянь здесь обитает, слушал вполуха и наблюдал. Терехов со своими подручными отчалил к штабной палатке, переговорил у входа с кем-то хорошо откормленным и направился прямиком к лесу. Вслед за ним потянулись проворные молодчики в камуфляже без опознавательных знаков – надо думать, местный магконтроль. Прогуляться бы той же тропкой… Кого это глава столичной магбезопасности вознамерился изловить собственноручно? Коллекционный экземпляр упыря?
Попадавшиеся по пути посёлки казались заброшенными. Для дачников ещё рановато, а немногочисленные аборигены, чуя неладное, заперлись в домах. Вот и молодцы, пусть сидят… На такие обитаемые домики старались накидывать простенькие сигнальные чары; ничего сверхъестественного – обыкновенная вопилка, настроенная на всякую неживую погань. Верховский до автоматизма навострился такие делать ещё на надзорской службе, а тут ни с того ни с сего что-то засбоило. Чары упрямились, неохотно свивались в правильный узор, а иной раз и вовсе рассеивались по собственной прихоти, не успев толком обрести форму. Напоминает… Верховский покосился на невесёлого Витьку, но при всех спрашивать не стал. Небось, старожилы и так в курсе; задавать вопросы – только зря выставлять себя идиотом.
Первая нежить попалась им посреди чистого поля, вдали и от леса, и от жилья. Вусмерть перепуганная шишига сидела в сугробе и затравленно озиралась; на длинной тонкой шее болталась управская бирка. Верховский обернулся к сослуживцам, показал условными знаками: нежить, не опасно, ждать здесь, поддержка не нужна – и, проваливаясь в талый снег, побрёл к беглянке. Что ж ты, милая, забыла под открытым небом, вдали от лесных теней?
– Приветствую, – проронил Верховский, демонстративно глядя в сторону. – Служба безопа…
Тварь прыгнула. Оттолкнулась, как лягушка, плоскими лапами от размякшей земли и швырнула жилистое тело в самоубийственную атаку. Верховский только и успел, что потрясённо выругаться; длинные когти, пропоров куртку и рубашку, скребнули по коже, а в следующий миг шишига взвыла от боли и мешком свалилась в перемешанный с грязью снег. Мучилась недолго; нарушенная клятва бьёт по нежити немногим медленнее, чем по человеку. Верховский механически смахнул набрякшие на царапинах кровяные бусинки и наклонился над дохлой шишигой. Нежить как нежить, не раненная, в меру упитанная… Чего ей спокойно не обиталось? Вылезла из лесу, на людей кидается – ни за что ни про что… Бездумно следуя регламенту, Верховский поджёг неподвижное тельце, дождался, пока пламя опадёт, и аккуратно вынул из остывающего пепла невредимую бирку. Серебро неплохой пробы, вполне крепкие чары ощутимо, как статическое электричество, покалывают кожу, на оборотной стороне – короткий номер. Спецсерия. У обычной, ничем не примечательной шишиги – бирка из спецзаказа. А сама шишига поехала чердаком и, позабыв про клятвы, напала на живого…
– Санёк! Ты чего там?..
Витька, пыхтя, пробирался к нему по сугробам. Углядел разодранный рукав, обеспокоенно охнул, полез в рюкзак за аптечкой. Верховский взял у него пузырёк с антисептиком, сдержанно поблагодарил. Левой рукой работать неудобно, ещё неудобнее – просить помощи. Расскажи кому: бывшего спеца надзора поцарапала взбесившаяся шишига!
– Укусила? – сочувственно поинтересовался Витька, разрывая упаковку с бинтом.
– Шишиги не кусаются, – угрюмо отозвался Верховский. Гремучая смесь медицинского спирта и ударной дозы лечебных чар немилосердно жгла кожу, вялый сырой ветерок пробирался под пропитанную по́том рубашку. Без куртки холодно. – Они