Ледяное сердце - Людмила Семенова
Также Илья подметил, что сексуальное помутнение в эту пору накрывает только женщин: мужчины, судя по Хейкки, остаются такими же невозмутимыми и веселыми, как обычно, хотя ударная доза удовольствия их, конечно, радует.
Затем парень поставил на огонь старый закопченный ковшик, от которого приятно пахло кофейными зернами и еще чем-то крепким и солоноватым. Когда варево закипело, он осторожно перелил его в фарфоровую чашку и подал Илье.
— Это кофе на рыбьей коже, мы все его сейчас пьем. Нам этот вкус напоминает и об огне, и о земле, и о море, — пояснил Хейкки. Илье напиток показался безумно горьким, с металлическим привкусом, но он добросовестно выпил, зная, что в вопросах традиций с домовыми лучше не спорить.
— А для чего ты здесь дежуришь, Хейкки? — спросил он.
— Ауру надо держать, — серьезно промолвил юноша. — Нам ведь тоже сил набираться нужно, вот мужики сюда время от времени и приходят. Зато девчонки сейчас даже питаться не могут!
— Слушай, а те девушки, которые не замужем… у них на это время один партнер или как?
— Один, конечно! — заявил Хейкки, даже будто удивившись. — Если дружка пока еще нет, то выбирают кого-то из свободных. А как же, надо знать, от кого дети! Или ты насчет Накки тревожишься?
Илья хотел что-то возразить, но запнулся и неловко кивнул.
— Да как же, — добродушно усмехнулся парень. — Я сам бы с ней порезвился, но она к себе давным-давно никого не подпускает. Так что наслаждайся, только осторожен будь.
— С кем, с Накки? — удивился Илья. — Да брось, будто я ее не знаю! К тому же, на крайний случай я умею душу закрывать.
— Ага, душу закрывать, — вздохнул Хейкки. — Чтобы кровь шла и казалось, будто нутро вот-вот порвется! Не пойму, для чего вам такое удовольствие? Почему спокойно не сидится, среди своих, с женой, детьми да тихими ласками?
— У меня нет жены, Хейкки, а сын любовью не обделен, — возразил Илья. — И чем тебе так не нравится, что я хожу к Накки?
— Да не о тебе речь, и она уже не маленькая, сама разберется. Просто жаль мне девчонок: они же на таких, как ты, порой насмерть западают! Для них с колдуном переспать что манны небесной налопаться, а уж девственность ему отдать вообще дело чести, сызмальства об этом мечтают. А для него это иной раз просто яйца почистить, больше ничего. Но это-то ладно, — страшно, если еще и влюбляются.
Хейкки отвел глаза, сосредоточившись на каких-то стеблях и корешках, которые разделывал коротким ножом. Илья не знал, что ответить: его удивили такие зрелые и мрачные рассуждения у паренька, который выглядел ровесником Саши Силаева, да и вел себя соответственно.
— У меня старшая сестра на такого запала, — все-таки промолвил домовой после паузы. — Нет, он хороший парень был, смелый, всю деревню тогда спас, но какое их ждало будущее? Полюбились сколько довелось, а потом она из-за него одна осталась — ни дома, ни детей, ни счастья, потому что забыть его не могла. Так что доброго я могу об этом думать?
— Почему из-за него? Может, это все-таки был ее выбор? — мягко ответил Илья и положил руку на плечо юноши. — Подумай, Хейкки, как это здорово — хоть немного полюбиться и пожить так, как ты смог и пожелал, а не как надо. Вдруг у твоей сестры и было то самое счастье, и жалеть ее не за что? Я вот сейчас тебе сказал и сам понял, что мне старик хотел объяснить…
Домовой посмотрел на него сначала недоверчиво, а потом сдержанно улыбнулся и пожал его руку.
— А ты славный мужик, Велхо, — промолвил он. — Правда, очень уж отчаянный, но это тоже тебе решать. Детеныша своего береги только.
— Спасибо тебе за все, — тепло отозвался Илья. — Наверное, пора мне идти, Накки ждет. Тебе тут, должно быть, скучно?
— Да с чего бы мне скучать? Такая уж у нас, домовых, участь! Потом я же не один такой, через час меня сменят и я тоже пойду, — тут Хейкки двусмысленно улыбнулся.
— А если именно ты в этот раз станешь отцом?
— Что же, значит, весной женюсь. У нас обычно семьи так и получаются, и все потом благополучно живут, — философски ответил домовой. — Венчать-то нас будешь?
— Конечно, разве я могу такое пропустить! — заверил Илья. Хейкки ему понравился, несмотря на ту сцену в гостевом корпусе, однако его слова вселили тревогу. Впрочем, она могла постоянно дремать в подсознании, а сейчас разговор лишь разбередил ее.
Подойдя к комнатке Накки, он открыл дверь и увидел ее сидящей на разобранной постели. На ней была длинная светло-зеленая рубашка, пристойно драпирующая пышную грудь, напрягшийся живот и соблазнительные изгибы бедер. Неведомое сияние ложилось золотистой пудрой на ее ресницы и распущенные волосы, на припухших красных губах блуждала странная улыбка.
— Ну привет, родная, — промолвил Илья, сам не зная, отчего вырвалось это слово. Почему-то он так растерялся, что его вдруг прошиб пот. Словно весь дом подглядывал за ними множеством видящих в темноте глаз, подмигивал бликами в цветных стеклах, трепетом огня на оплывающих свечках, рубиновым блеском раскаленных углей. Все знали, что их пара не принесет потомства, но от этого соития, как чувствовал Илья, зависело что-то другое, и ему предстояло отдать несравненно больше, чем несколько клеток.
— И тебе привет, Илкка, — тихо ответила водяница, погладив его по щеке. — Что же ты заставляешь меня ждать? Вот, проверь, насколько я уже готова!
Она повелительно взяла его руку и направила под складки рубашки. Илья опустился на колени и погладил ее ноги, осторожно пробираясь к потаенному, но девушка снова сжала его ладонь и потянула вперед.
— Я сказала — проверь! — произнесла она резким шепотом. Илья коснулся, сначала пальцами, потом всей ладонью, и почувствовал небывалый жар, сильный, но мягкий, обволакивающий, дарящий тепло очага, а не боль и шрамы, — если, конечно, Накки не рассердить. Он совсем этого не хотел, поэтому улыбнулся и многозначительно кивнул.
— По-твоему, этого достаточно? — усмехнулась Накки и провела кончиком когтя по его губам.
На его пальцах остался знакомый яблочный вкус, чистый и островатый, будто сок истекал из свежего надреза в душистой мякоти. В нем была и мятная кислинка зеленого плода, и терпкая сладость красного, и медовый оттенок желтого. И Илье
