Омут - Снежана Каримова
Цвета быстро свесила ноги и машинально прикрыла травинки ладонью. Все-таки сад на диване она решила пока не показывать родичу. Это он сейчас чайный гриб, а в будущем – бес. Цвете и одного беса достаточно. Но все же она обрадовалась гостю:
– Здорово, что ты зашел!
Сейчас она ему скажет, что вчера тело нашли чужие, пусть передаст бабушке. Цвета глянула в наружное окно, но не увидела Глафиру.
– Ты один? – удивилась она. – Что-то случилось?
Родич парил под потолком, как большая назойливая муха.
– Подружки твоей больше нет! – ехидно пропищал он.
– Бесены? – заволновалась Цвета. – Что с ней?
Она невольно сжала травинки в руке, и проекции заплясали по стенам домика.
Это не ускользнуло от черных глаз-бусинок. Грибной скат глянул на тени и фыркнул:
– Служит человеку.
Цвета не совсем понимала, о чем он говорит.
– Снова заключила договор? Но для вас, бесов, это вроде привычно. Ты вон служишь бабушке.
– Это вынужденное служение, и я еще не бес, – пискнул родич. – Когда стану бесом, ни за что не буду связываться с людьми!
Цвета невольно улыбнулась.
– Какой ты категоричный! А вот бабушка говорит, что бесов тянет к людям, потому что в вас человеческая душа. Хотя, – Цвета замолчала, задумавшись, – в тебе нет души, ведь ты еще не съел мою бабушку.
– К сожалению, – кивнул родич.
Он прекратил беспорядочное мельтешение и застыл, сверля маленькими глазками клубочек в руке подменыша. Цвета увидела, как ярче засиял собственный клубок родича через тонкую коричневую кожицу.
Она напряглась:
– Зачем ты прилетел ко мне?
– За своим! – пискнул родич.
Неожиданно спикировав, он выбил хвостом клубочек из руки Цветы и мигом проглотил его, как удав. Подменыш даже не успела крикнуть «Эй!». Родич на секунду засветился, и Цвете показалось, что его внутренний клубок запульсировал и чуть увеличился.
А скат снова взмыл к потолку и теперь глядел на последний стебель Цветы, привязанный к люстре. Тот уже усох, листья с него опали.
– Вот-вот переломится, и ты потеряешь связь с телом, – скептически заметил родич как ни в чем не бывало, будто он не отобрал только что ее шанс на жизнь. – Но раз ты еще тут, значит, есть в этой нити немного силы. И эта нить моя!
Ладонь Цветы щекотали нежные, теплые, еще живые травинки. Как хорошо, что она скрыла их от родича!
– Ну ты же забрал сейчас клубок, мы квиты, – примирительно сказала Цвета.
Похоже, родич так не считал. Он не улетал из домика и продолжал парить над подменышем. Сухая лиана каждый раз при его приближении прогибалась вниз, словно скакалка.
– Почему я тебе не нравлюсь? – спросила Цвета.
– Не нравишься? – удивился родич. – Наоборот! Ты очень мне нравишься! Как еда!
Все-таки бабушка не ошиблась – не зря она держалась от маленькой Цветы подальше. Родич и впрямь оказался опасен. Цвета словно очутилась в клетке с тигром. Вернее, с тигренком. Маленьким, но хищным. Надо что-то придумать, но что? Теперь у нее нет даже клубка, и Бесены тоже нет.
Цвета вжалась в диван и быстро огляделась по сторонам. Но куда ей бежать? Она не может покинуть это место.
Или может?
За стенами сердечного домика лениво копошились пухлые лярвы, похожие на распаренный желатин. Цвета отчетливо видела их сквозь дверной проем. Стоит выскочить из тела, схватить одну – и она спасена. Обретет другую жизнь, но потеряет тело.
– Так что с Бесеной? – лихорадочно выпалила Цвета, чтобы немного потянуть время.
– Она превратилась в нити связей, – довольно хихикнул родич. – Держит человеческую душу в теле. По приказу Глафиры я отправился ее навестить. Вот и узнал.
– Бесена… умерла? – в ужасе прошептала Цвета.
– Нет, освободится, когда человеческое тело отживет свое, – пояснил родич, подлетая ближе.
Подменыш вспомнила, что Бесена тоже всегда была не прочь поболтать. Любят бесы рассказывать о себе.
– Вы даже так умеете? – спросила она поэтому. – Становиться нитями?
– Что, обидно? – ехидно пискнул родич. – Бесена не спасла тебя, она выбрала другого. А тебе не помогла! Не стала твоими нитями!
Сейчас или никогда.
– Зато себе помогу я! – решительно воскликнула Цвета.
Она вдруг высоко подпрыгнула, вытянув руку, и крепко схватила мерцающий клубок внутри влажного коричневого гриба.
Бесена вечно повторяла, что Цвета должна сама себе помочь.
Цвета так и сделала.
* * *
Глафира сидела на кухне и смотрела на трехлитровую банку с бледно-коричневым чайным квасом. Самого гриба в банке не было.
Утром она собиралась, несмотря на запрет Бесены, навестить Цвету. Несколько дней знахарка крепилась и не ходила к названой внучке. Но сегодня сдалась: девочка лежала в холодной заброшке совсем одна, а советы беса все равно не помогали.
Но сперва Глафира послала родича проведать саму Бесену. Не понравился ей их последний разговор, да и просто хотелось узнать, чем занимается этот бес.
Уже вечерело, а родич так и не вернулся. Глафира накапала себе валерьянки.
Что за аномалия? Куда пропадают бесы? Вот и родич перестал откликаться, хотя она мысленно звала его каждые десять минут. Он был обязан вернуться на ее зов! Но она не ощущала родича, и это было странно.
Вдруг в дверь тихо постучали.
Знахарка вздрогнула и повернулась в сторону двери. Наверное, кто-то пришел за помощью, снадобьем или приворотом. Только вот главный работник взял отгул и даже не сообщил об этом.
Глафира сделала вид, что ее нет дома, она замерла на стуле и даже дышать старалась реже, но стук все не прекращался. Кто-то деликатно, но упорно требовал внимания.
Знахарка шумно вздохнула, медленно поднялась и пошла открывать.
Она толкнула дверь и выглянула.
На пороге стояла Цвета.
Обычная Цвета. Не похожая на корягу, с обыкновенной гладкой кожей и с мягкими волосами, а не мхом.
И без ехидного бесовского оскала, без зеленых крапинок в карих глазах.
Ее настоящая Цвета с мягким взглядом и смущенной улыбкой. Такой Глафира видела ее в начале октября, когда внучка пришла к ней за помощью.
– Но… Как?.. Почему?.. Зачем?.. – полились из Глафиры вопросы.
– Я знаю, что вы с Бесеной хотите вернуть меня в лес, – пристыженно сказала Цвета. – Но пока я была в том доме, поняла, что не хочу в лес. Да, я вроде бы оттуда, там живет моя… родня, которую я не знаю. И я подумала, подумала… – она опустила глаза, собирая всю свою храбрость, и вновь посмотрела на названую бабушку, – что хочу еще
