История двойника - Олег Александрович Сабанов
Подчинившись с плохо скрываемым удовольствием ее властному повелению, я сбросил одежды и улегся на кровать в предвкушении еще одного изысканного трюка сладострастия. Тем временем южанка тоже обнажилась, после чего стала ловко привязывать обе мои руки к дубовой спинке кровати своим шелковым поясом. Пока нагая Арета, что-то шепча про себя затягивала узлы, я весь покрылся мурашками и буквально мурчал от удовольствия, чувствуя приятное покалывание по всей коже. Наблюдая покачивающиеся прямо над моим лицом пышные груди, бросая взоры на соблазнительные бедра и стройные ноги, я вспоминал схожие формы виденных возле некоторых господских особняков мраморных изваяний, мертвенная белизна которых в отличие от смуглого тела южанки меня больше пугала, чем притягивала.
— Скотина! Мразь! Напыщенный индюк! Болван самовлюбленный! — вдруг зло прокричала Арета, больно хлестнув меня кожаной мухобойкой на длинной деревянной ручке. — Проси прощения, тварь, за свое распутство и никчемную жизнь!
Как мне следовало реагировать на подобный поворот, было неясно. Пользуясь моим замешательством, южанка несколько раз повторила свое требование, сдабривая его неслыханными ругательствами и продолжая сильнее хлестать меня по груди импровизированной розгой, пока она не разлетелась в щепки. Я мог попытаться высвободить руки, но не стал этого делать, так как жестокое унижение в виде грубых оскорблений и ощутимых побоев поразительным образом отзывалось во мне сладостным эхом, подпитывая вожделение.
— Похоже, горбатого лишь могила исправит! — заявила она, глянув на мое устремленное ввысь достоинство. — Пора начинать казнь!
С последними словами я был проворно оседлан Аретой, которая обхватила руками мою шею и на протяжении всей последующей сумасшедшей скачки то и дело сжимала пальцы. Вопреки приступам удушья или благодаря им в этот раз мне удалось продержаться довольно долго, а когда я наконец изверг успевшее скопиться семя, обессиленная южанка уронила голову на мою грудь, рассыпав свои густые локоны по нашим взмокшим телам.
Вскоре Арета отдышалась и развязала узлы шелкового пояса, после чего я смог поработать пальцами, возвращая чувствительность онемевшим рукам.
— Ну теперь я тебя точно умаяла окончательно, можно сказать, все соки выжала, — ухмыльнулась она.
Ее утверждение было опровергнуто поздно ночью, когда я, предчувствуя близящийся час расставания, вновь возжелал южанку, после чего уснул мертвецким сном. Незадолго до пробуждения мне приснился странный сон, в котором небо озарилось светом тысячи солнц, почившие воскресли и начался Страшный суд над жившими во все времена людьми. Когда дошла очередь до меня, я первым делом признался в том, что ради сытого и беспечного существования выдавал себя за другого человека, вводя в заблуждение окружающих.
— Большинство смертных носят маски и стараются казаться не тем, кем они являются на самом деле, — ответил Господь, которого я не мог видеть из-за бьющего в глаза света. — Все они, как и ты, хотят урвать свой кусочек счастья, вот только ищут его там, где оно не водится. В общем, обычная история…
— Значит, у меня еще есть надежда войти в Царствие Небесное? — робко поинтересовался я.
— Ищущие счастья обречены на Рай, поскольку в конечном счете жаждут именно его. Разве я могу отвергнуть своих детей, заплутавших по дороге в мою обитель? — с отеческой заботой произнес Творец, развеивая мои худшие опасения. — Что еще хочешь поведать о себе, Риддек? Впрочем, можешь не утруждаться. Я и без того хорошо знаю твое сердце вместе с историей земной жизни.
Не столько смысл сказанных мне слов, сколько искренняя теплота в голосе произносящего их, чудесным образом преобразили грозную атмосферу Судного дня. Всепоглощающий страх неотвратимого и совершенно заслуженного наказания поначалу сменился чувством невыразимого облегчения вместе со смиренной благодарностью Небесам за всепрощение, а затем в душе воцарился блаженный покой, столь редко посещающий меня наяву. Исполненный этого потрясающего переживания я и проснулся в залитой утренними лучами спальне, сразу же услышав удаляющийся стук копыт за окном. Когда они без остатка растворились в рассветной тишине, мне стало ясно, что прощание с Аретой я проспал, отчего перекочевавшее из сновидения в явь блаженное состояние быстро сошло на нет. Подушки еще хранили волнующий аромат ее волос, который перебивал витающий в спальне крепкий запах кожаных перчаток и ремней людей Сарантанелло, пришедших за знойной южанкой во время моего дивного сна.
Ближе к обеду в доме появился хозяин мрачнее тучи и своим пристальным взором тут же заметил следы от укусов на моих руках, после чего битый час крыл меня последними словами во все горло, обещая умертвить за непригодностью внешнего облика. Он угомонился только тогда, когда его богатый запас бранных слов вперемешку с угрозами окончательно иссяк, после чего Олимпиодор принялся по обыкновению рассуждать вслух. Запутавшись в потоке хаотично скачущих мыслей, я опустил веки и стал пропускать словесные хитросплетения мимо ушей, переносясь силой воображения в объятия Ареты.
— О чем задумался, любезный? — вдруг рявкнул хозяин с откровенной издевкой.
— Можете ли вы в следующий раз привести именно ту девицу, которая ублажала меня в прошедшие сутки? — возьми да и спроси я в ответ. — Готов ждать сколько потребуется, но мне очень хочется увидеть ее вновь.
Видимо, опешив от моей наглости, Сарантанелло долго изучал мою физиономию взглядом, а затем недоуменно произнес:
— Никак не возьму в толк, Риддек, ты прикидываешься непроходимым идиотом или вправду сама святая простота?
Я понял, что малость перегнул палку и захотел как-то смягчить свою дерзкую просьбу выражениями «покорнейше прошу» и «будьте настолько добры», но хозяин заговорил прежде, чем мне удалось вымолвить слово:
— Излагаю предельно ясно и откровенно, а ты слушай внимательно: сразу после визита к тебе девицу пришлось зарезать и закопать в лесу. Она не успела ничего толком осознать и потому избежала мучений. Сей шаг был необходим, поскольку кроме моих верных людей никто не должен видеть тебя настоящего, да еще в этом доме, который, согласно учетным книгам, принадлежит моему дальнему родственнику, упокой, Господи, его душу! Неужто так затруднительно было постичь закономерный исход своей дурацкой прихоти? Неужто столь тягостно бремя воздержания? — он на мгновение умолк, тяжело вздохнул, а затем добавил поникшим голосом: — К тому же я тебе задал прямой вопрос — не будет ли тебе жалко распутную девку и однозначно уведомил в ясных выражениях о том, что тяжкий грех ляжет исключительно на твою душу.
Страшный смысл сказанного никак не укладывался у меня в голове, словно я взаправду был идиотом. Считанные секунды во мне теплилась призрачная надежда, что наступившая тишина в следующий миг взорвется громогласным хохотом, после чего самодовольный Сарантанелло назовет свое заявление розыгрышем. Однако обманчивую веру в лучшее безжалостно развеяло его совершенно каменное лицо, на котором застыл цепкий ледяной взор. Такую
