Громосвет - Николай Максимович Сорокин

Меня эта новость позабавила. Интересно, сколько ещё пройдёт времени прежде чем я окажусь пробуждённым, а потому очнувшимся в, дай Бог, полумёртвой квартире около семи утра.

— А почему Громосветом? — выпалил я, впервые обратившись к окончательно-сформированному лесному массиву.

— Во-первых, мне, а стало быть и тебе нравится это имя. Во-вторых, здешние места обязывают хранить при себе истинность твоего имени, особенно если ты до сих пор живой. Ты же живой?

— Я так считаю.

— Ну и вот. В таком деле главное не переживать, порядочное же, как ты выражаешься, имя. Загляни под ёлочку.

Ель, к которой я был прижат спиной всё это время, плавно пошевелила своей кроной, смахнув с себя снежок. Под ней по правую руку от меня лежал свёрток, связанный пеньковой верёвкой и залитый красным воском. Я разбил воск о ствол дерева и зубами разгрыз верёвку.

В свёртке меня ожидали, кто бы мог подумать, подарки: книга, но не гримуар, настольная игра, к которой не прилагались правила, сам свёрток, на котором была начертана, или скорее даже вытатуирована сигила, так как мне не удалось установить из какого рода ткани был сшит этот свёрток, вяленая оленина и небольшой пузырёк разбавленного спирта. Его я выпил сразу, закусив вяленым мясом.

— Когда захочешь есть или выпить, закопай свёрток в снег так, чтобы сигилу видно не было. После же достань, разверни, и появится тебе от меня и оленина, и спирт.

— Вот удружил! Спасибо тебе, дед Мороз!

— Ты это погоди радоваться, не валяй дурака, не у себя дома. Видишь же, что места незнакомые.

И действительно, по отношению ко всем известным местностям, что лежали рядом с домом Репея, этот лес не походил ни на один в правильном понимании европейский лес.

— Это место, да будет тебе известно, мой, а стало быть и твой дом. — Голос Шарку утихал как громогласное эхо, и больше становился осязаем рядом, но где точно — я не мог установить. — Есть множество мест, куда человек может попасть после смерти, при жизни, и до её начала. Рай, а стало быть и ад, есть места, как тебе известно, в которых находятся люди до всеобщего воскресения мертвых, что настанет после судного дня. И не мне тебе рассказывать, что адовы круги — такая же беллетристическая выдумка, как, например, Лилит. Однако эти места не встроены в цельную космическую картину, ведь так? Это просто карманы, не относящиеся к цельному отношению времени. Громосвет, слушаешь?

— Да, никуда не денусь.

— Отлично, тогда давай поговорим по-человечески, я как раз воплотился.

Внаглую тяжелая ладонь прилетела мне по плечу, от чего я, во всю увлечённый фигурками подаренной настолки, которые нивкакую не собирались покидать игровое шаровое поле, разграниченного сформированными как бы внутри него треугольниками из разноцветных линий, от испуга это самое поле уронил в снег. Отупляющим взглядом я поднял глаза наверх. Там стоял я, чьими глазами я видел себя сидящего снизу, на ком была положена моя рука. Видеть себя в двух позициях одновременно — впечатляющее впечатление, впечатляет; не хватает только зеркала для пущей рефлексии.

— Ну так и вот, наливай, дело сейчас такое, так сразу и не разберешься.

Я налил себе и себе, чокнулся и опрокинул две рюмки к разу в двух своих телах, после чего предложил себе закусить, на что я ответил себе учтиво: “Спасибо, у меня ещё есть, кушайте сами”. Было похоже, что от такого словесного трюка я расстроился.

— Это, прямо здесь и сейчас, Гиперборея. Но не стоит думать, что всё, где ты будешь быть, будет также называться Гипербореей. Твой Род не живёт в Гиперборее, а точнее не только в ней. Твой Род живет в Себе, на границе реального, желаемого и выдуманного. Для простоты сейчас этот дом можно назвать “Граничащим”, или даже “Граничащее”. Для покойников — место, где умирают в Себе, для живых — место, где только и может быть “Я”, “Своё” и “Ценное”. И в это же время это — генетический дворец памяти, который передаётся наследственно, и с которым рождается человек. Это — вообразимое всемирье, и чем старше мир, тем большему числу людей этот мир дорог, а стало быть тем больше исхождений из него в другие миры. Схематически и по своей структуре “Граничащее” представляется как золотая середина в смесях форм дерева и пирамиды, только интереснее.

— Так как один мир плавно перетекает в другой?

— Схватываешь на лету! От центра до самых окраин, а далее разрастаясь, привнося всё больше стороннего генома, формирующего родовую память. Сейчас ты не отличишь в какой из Гиперборей ты находишься — изначальной, или дополненной, но что ты можешь знать наверняка, так это то, что пока ты здесь, это место не будет меняться. Но ты не представляешь какое откровение тебя ждёт дальше.

— Сошествие в Себя недостаточно сильное откровение?

— Ты рано понял, что ты в Себе. Не забывай, сейчас ты только в Граничащем с Собой месте. Это — владения, которым никогда не свойственно оставаться в Себе, Граничащее вообще весьма условная… штука. Если бы у Граничащего было такое место, в котором оно могло всецело находиться в материальном, тогда таким местом являлся бы твой, уж прости, репродуктивный орган, если бы человек сразу имел все признаки того, что есть и в мужчине, и в женщине. Однако в связи с тем, что история сослагательных наклонений не имеет, а стало быть и пол у тебя есть, Граничащее находится на Обратной Стороне. Ты же изучал Египетскую мифологию?

— Ну не как египтолог, понятное дело.

— В общем, если совместить то, о чём я говорю, то есть разговор об Обратной Стороне с египетской мифологией, то, например, когда кого-либо мумифицируют Там, здесь Исида и Нефтида, там являясь “бинтами”, Здесь, на Обратной Стороне, являются полноценными Богинями, женой и сестрой Осириса, которого те обнимают оплакивая, предотвращая его тление… Когда у человека, да и в целом у любого хотя бы млекопитающего были все половые признаки, Граничащее находилось в теле как его часть, но сейчас, на Обратной Стороне, Граничащее — расширяющаяся граница Обратной Стороны, а в самом Граничащем — Мир Обратной Стороны. Там, где реальность, ты видишь символы, здесь, на Обратной Стороне, символы — реальность, а всё, что символично здесь — реально там. Представь, что Обратная Сторона — набор множества шестерёнок, а Граничащее — неломаемое, но деформирующееся строение, или даже просто плесень, растущая между зубцами шестерёнок. И когда шестерёнки вращаются