Анна Одувалова - В когтях тигра
– Может быть, чаю?
Я решила проявить вежливость и заодно прервать затянувшееся молчание.
На лице Ком Хена появилась вежливая, но натужная улыбка. Он едва заметно кивнул, потом закусил губу, заставив меня против воли вспыхнуть, и страдальческим голосом произнес:
– Да, конечно. Буду благодарен.
При этом взгляд у него был такой несчастный, и я невольно вспомнила о том, что мой чай ему, мягко сказать, не приглянулся. Хотя преподаватель об этом тактично умолчал.
– Но если вы не хотите, я не настаиваю… – осторожно заметила я, наблюдая за реакцией. На лице Ком Хена промелькнуло заметное облегчение, но он мужественно ответил.
– Нет-нет, все в порядке, наливайте!
– Хорошо.
Я пожала плечами и не двинулась с места, так как не была садисткой и не собиралась пичкать человека тем, что ему не нравится, только потому что он постеснялся отказаться.
Я смотрела на него и молчала. Еще с утра и представить себе не могла, что буду сидеть на своей маленькой кухоньке с преподавателем, по которому сохнет вся наша подгруппа. Ком Хен внимательно смотрел на меня из-под опущенных ресниц, и на его лице нельзя было прочитать ни одной эмоции. Он, как и на своих парах, был совершенно невозмутим. Впервые я сидела настолько близко к нему, что могла внимательно разглядеть длинные жесткие ресницы, по-азиатски высокие скулы и мягкие черты лица, но при этом упрямый смуглый подбородок.
Взгляд раз за разом возвращался к его губам, и я мысленно проклинала Ленку. Если бы не она, я бы даже не думала о поцелуях с ним. А сейчас от одних мыслей на коже появлялись мурашки. Чтобы хоть как-то вернуться в реальность, я поинтересовалась:
– Вы знаете, что здесь произошло? Кто на меня напал? И, самое главное, почему?
– Да, – невозмутимо ответил Ком Хен и, заметив мой ошарашенный взгляд, пояснил: – На вас напали вонгви…
– Кто? – Я сглотнула. Все же в глубине души я искренне надеялась на то, что произошедшее сон или бред и преподаватель подтвердит это, рассказав правду.
– Вонгви – это злые, мстительные духи людей, умерших насильственной смертью, – пояснил он, словно мне сразу должно было все стать ясно.
– Никогда не слышала… и не верила во всю эту чертовщину!
– А сейчас?
Ком Хен смотрел, пожалуй, слишком внимательно, словно пытался прочитать мысли. Я бы не удивилась, окажись у него подобная способность. Чтения мыслей я не боялась, они были настолько сумбурны, что я сама в них разобраться не могла – сплошная каша. Нелепо предполагать, будто у постороннего человека получилось бы сделать это лучше. Правда, на поверхности лежали мысли о поцелуях и о том, что интересно было бы узнать, какой вкус у его губ. Я гнала их прочь, пытаясь размышлять о чем-то более серьезном.
– Сейчас… – Я не торопилась с ответом. – Сейчас произошло что-то, объяснения чему найти не получается. А это значит, либо я сошла с ума, либо… это были, как вы там сказали… вонгви. Ни разу не слышала! Что за чертовщина!
– Правильно, вы же не живете в Корее… – пожал плечами Ком Хен. – Это наши предания.
– Смею заметить, и вы тоже сейчас не у себя на родине! Да и вокруг российская действительность, в которой всяким разным «вонгвигам» не место! – огрызнулась я. Так хотелось найти всему какое-нибудь рациональное объяснение, но, видимо, моим мечтам не суждено было сбыться.
– Да… вонгви нехарактерны для России и не могут появиться тут самостоятельно. – Ком Хен, казалось, не заметил моей злости. – Отсюда закономерный вопрос. От кого из корейцев вы в последнее время принимали подарки? Может быть, у вас был роман с кем-то из студентов?
– Почему вы об этом спрашиваете? – мигом насторожилась я. Неужели он правда думает, что такое способен сотворить кто-то из иностранных студентов? Никакого романа не было, но сам факт заинтересованности меня напрягал. – Моя личная жизнь – это моя личная жизнь, я не обязана ни перед кем отчитываться. Тем более… тут я не могла решить, что лучше: «тем более перед красивым малознакомым мужчиной» или «тем более перед собственным преподавателем».
– Не обязаны, но… – Ком Хен задумался. – Если я вам расскажу одну историю, вы обещаете не поднимать меня на смех. Вы мне поверите?
– Я поверю и черту лысому, если он даст более или менее внятное объяснение случившемуся! – буркнула я и тут же спохватилась: – Ой, простите. Это все нервы.
Ком Хен промолчал, из чего я сделала вывод, что прощать он не собирается. Но в данный момент меня это не особенно волновало.
– Дело в том…. – Он закусил губу. – Я – комсин.
– Кто-кто?
Я посмотрела на немного смутившегося Ком Хена, пытаясь понять, насколько он серьезен и, вообще, что все это значит. Сначала вонгви, теперь вот не менее загадочный комсин. За что мне все это? Я вроде бы была хорошей девочкой, вела себя прилично, училась прилежно. А то, что мне не давался корейский язык, еще не повод насылать на меня всю проживающую в безусловно славной стране нечисть!
Пока я жалела себя и размышляла, Ком Хен продолжил:
– По легенде, прародителем корейцев был Тангун, женившийся на медведице, которая превратилась в женщину…
– Так-так! – Я замахала руками. – Мне, если можно, чуть короче и проще… Я сейчас вообще воспринимаю все с трудом.
– Я и так максимально коротко! – Казалось, Ком Хен немного обиделся. – Тангун – общее название, близкое к понятию царь или вождь, выбранный богом. Дух первого Тангуна – комсин, Лунарный Медведь. Из поколения в поколение часть духа комсина проявляется в ком-нибудь из моего рода…
– И какое это имеет отношение ко всему происходящему?
Голова вскипала, и я уже отчаялась уловить суть. Древние корейские духи, корейские же призраки – все мистично, странно и совсем неясно, при чем здесь я. Ком Хен, похоже, понял, что информация усваивается плохо, и поэтому достаточно резко закончил:
– Кроме всего прочего, кровь комсина – священна.
– Ой-ой… – Мне стало не очень хорошо. – Они прилетели меня убивать из-за того…
– Нет, – отмахнулся Ком Хен. – Я не знаю, из-за чего они хотели вас убить. Это вы мне скажете сами…
– Но я даже не представляю! Я и о существовании этих тварей-вонгви узнала минуту назад от вас, а до этого именовала окровавленной сладкой ватой с когтями!
– Вы не дослушали, поэтому и не понимаете, о чем речь. Хотя бы пару минут посидите молча! – в сердцах выдохнул преподаватель, и в его глазах на миг мелькнуло раздражение, моментально скрывшееся за маской невозмутимости.
– Все, замолкаю. – Я послушно сложила руки на коленях и замерла, готовая внимать каждому слову.
Просто случилось столько всего непонятного, что держать рот на замке не получалось. Вопросы и уточнения вырывались сами собой. Я и в обычные дни была неумеренно болтлива, а уж в критические моменты и подавно!
– Анжелика, забудьте вы наконец то нелепое недоразумение, которое произошло сегодня с утра. Проблема не в том, что вы случайно разбили преподавателю нос. Это мелочь, на которую вы, однако, отреагировали слишком бурно, усложнив жизнь себе в первую очередь. Беспокоиться стоит о том, что кровь комсина способна пробуждать к жизни древние артефакты, предметы, изначально наделенные магической силой и ее утратившие. Какой-то предмет был у вас в волосах. Именно за ним прилетели вонгви! Я понял, что произошло нечто непоправимое, когда в аудитории начало сбоить электричество. Признаю, это немного вывело меня из себя, а вы испугались и убежали, прежде чем я смог объяснить.
– Вы были в гневе! Конечно, я испугалась! Думала, меня сразу же буду отчислять! Прямо там, на месте, вот и предпочла сбежать. Посчитала, что утро вечера мудренее и лучше на какое-то время затаиться.
– Анжелика, вы молоды и не понимаете, что отчисление это такая, в сущности, мелочь!
– Ага! Объясните это моей маме! А лучше папе, поверьте, вы мигом измените свое мнение. Я действительно испугалась до колик! И не вам меня винить. Если не случилось ничего страшного, так бы мне и сказали! Еще там, в аудитории!
– Понимаете, страшное все же произошло. – Ком Хен устало вздохнул. – Только суть вы поняли неверно, но сейчас это уже не имеет значения. Лучше скажите, что могло «ожить», вступив во взаимодействие с моей кровью?
– Пинё… – прошептала я и выдернула заколки. Волосы тяжелой шелковой волной упали на плечи. Голове стало сразу же намного легче. – Они?
– Вполне возможно. – Ком Хен внимательно посмотрел и осторожно взял костяные шпильки. – Откуда это у вас?
– Их привез из Кореи мой прапрадед в начале двадцатого века. С тех пор они находились в семье. Когда умерла бабушка, я нашла их здесь в квартире и вспомнила историю, которую она мне рассказывала. Про то, как маленький корейский мальчик сбежал из дома, спасаясь от опасности. Единственное, что у него осталось на память о родине, – это пинё. Может быть, они принадлежали его матери? Не знаю, и бабушка не знала. Для меня эти шпильки прежде всего память о ней.
