Беспредел - Александр Александрович Подольский
Склонив голову набок, она говорит:
– Ух ты! Даже осиновый! – Она крутит деревяшкой перед глазами. – А ты подготовился, мой ушастенький Ван Хельсинг. – Она надавливает острием кола на кончик моего носа – ПИП!
– Знаешь, – говорит она, – я видела киношку про Иуду. Это тот тип, который Иисуса сдал. Сына того самого Бога, чью водичку ты мне в абсент набулькал. – Она снова давит колом на мой нос. – Этот Иуда повесился на осинке и стал вампиром. Представляешь? Вообще, удавленники упырями становятся, а не вампирами, ну да ладно.
Она ковыряет заостренной деревяшкой в клыках, как зубочисткой.
– Так вот, типа поэтому колы из осинки делают. Но это все враки киношные. Что-то такое в осине есть, конечно. Но она скорее расслабляет, чем убивает. Лет двести назад, когда я только стала вампиром, мы эти штуки совсем по-другому использовали.
С игривой улыбкой моя Зайка-вампирка проводит языком по колу снизу вверх. Чувствую, как кровь, которая еще не вся вытекла из моей жопы, приливает к паху. Облизав деревяшку еще раз, моя бесстыжая вампирша берет ее в рот и засовывает до самого основания, закрыв глаза. Потом медленно вынимает, причмокнув губами в конце. Похотливая кровососка приподнимается и со стоном вводит блестящий от слюны кол в себя. Она снова стонет, а я снова чувствую стояк. Елена называет это эрекцией.
Даже истекающий кровью. Даже с яйцами, раздавленными всмятку. Даже накуканенный на ее когтистые пальцы, я дико хочу ее. Настолько она хороша. Ну или настолько я ебанутый. Даже Елена не знает, как такое назвать.
Но в следующее мгновение мой писюн опадает и скукоживается. Он словно хочет спрятаться куда подальше. Потому что моя потрясающая Зайка-вампирка делает финт в стиле той мексиканки из фильма.
Ее кожа сереет и покрывается глубокими морщинами. Курносый носик вваливается в осунувшееся лицо и сопит двумя черными дырками. А пухлые губки сдуваются и вытягиваются в пасть до ушей, полную желтых кривых зубов.
Глядя на два обвисших до пупка мешочка, которыми стала ее грудь, думаю, что лучше бы мои глаза вывалились из орбит, когда эти сиськи еще были надутыми и задорно прыгали перед моим лицом.
Эта мразь сидит на моей ноге и конвульсивно дрыгается, издавая клекот.
– Ку-ку, мой мальчик! – говорит она с интонацией фрекен Бок.
Снова юмор от Смеханыча. Интересно, она начнет так же жестко бухать?
Мгновение, и Зайка снова принимает привычный мне вид. Даже клыки уменьшаются и зрачки становятся обычного размера.
– Зайчик! – говорит она, сделав бровки домиком. – Ты так загнан на внешность. На свою и на чужую. Бубнишь постоянно свое: «Это ж надо так любить… Что?» – изображает она меня. – Ты совсем не хочешь принимать ни себя, ни мир вокруг. Внешность не главное. Скоро всем будет плевать на нее. Мир меняется. Но ты, как старый дед из глухой румынской деревни, совсем не готов к переменам. Совсе-е-ем!
Перемены и возможности. Словно Смеханыч говорит Зайкиным голосом. Слушать это почти так же невыносимо, как чувствовать ее когти внутри.
Зайка глубоко вздыхает.
– А еще ты ужасная жадина, – говорит она, глядя на стоящий рядом с диваном журнальный столик и пустые стаканы на нем. – Перепортил все мое и выдул все свое.
Она вынимает и бросает на подушку трубочку из граненого стакана. Потом макает палец в остатки темно-бордовой жидкости на дне.
– После таких нервотрепок так хочется напиться. В магазин, что ли, тебя отправить? – хихикает она и, вынув палец из стакана, подносит его ко рту.
– Не надо… – хриплю я.
– Вот любишь ты эту дрянь пить, – говорит Зайка и кладет палец себе в рот.
А потом она замирает.
Застывает, обхватив губами свой палец. Глаза широко раскрыты, а брови спрятались под челку. Ее левая рука, с моим хозяйством, расслабляется.
Она замирает всего лишь на мгновение, но этого достаточно.
Изо всех оставшихся сил толкаю Зайку в грудь. Она заваливается на спину, раздвинув ноги, между которых торчит осиновый кол-самотык. Хватаю его за основание и тяну на себя. Дрын легко поддается и с хлюпом выходит наружу. Перехватываю его в ладони на манер кинжала, острием вниз. Поднимаю над головой и с размаху всаживаю эту липкую влажную хреновину в мою Зайку. Прямо в левую грудь, рядом с соском. Кол входит в ее тело наполовину. Кладу на его основание обе ладони и наваливаюсь всем телом, заталкивая глубже.
Не убивает, но расслабляет. Вот и расслабься, Зайка. А мне нужно действовать быстро.
Комната перед глазами плывет и кружится. Остатки сил стремительно покидают тело вместе с кровью, которая хлещет из моей задницы даже не ручьем, а водопадом. Онемевшие ноги не слушаются, и я червем ползаю по дивану в поисках жизненно необходимых для меня вещей.
Зеленую бутылку из-под «Трех топоров» нахожу под диваном, а трубочку для коктейлей – на подушке. Зажав эти предметы в руках, подползаю к Зайке. Кое-как забираюсь на ее неподвижное тело и на трясущихся конечностях встаю над ней на четвереньки. Меня мотает из стороны в сторону. Только с третьей попытки получается сесть на нее верхом и распрямить спину.
Я держу в руке стальную трубочку для коктейлей. Сжимаю ее в кулаке, как до этого сжимал кол. Подношу к Зайкиной шее один конец трубки, при этом зажав подушечкой большого пальца другой. Моя рука ходит ходуном, но это движение четко и многократно отработано. И я аккуратно втыкаю свой инструмент в Зайкину шею, на ладонь ниже правого уха. Точно в наружную сонную артерию.
Чтобы кровь не ударила из соломинки фонтаном, продолжаю прижимать ее большим пальцем с одного конца. Другой рукой подношу к ней пустой зеленый пузырь. Затем убираю палец и быстро опускаю конец трубочки в бутылку.
Вопреки моим ожиданиям, кровь из трубки не ударила мощным напором, как у обычных людей, а потекла вялой струйкой. Возможно, осиновый кол замедляет все процессы в вампирском организме.
Бутылка наполняется Зайкиной кровью, а мой рот – вязкой слюной. Но нужно держать себя в руках. Нужно все делать четко, без палева, как это делается всегда. Убираю наполненную бутылку и подставляю следующую. Затем из потрясной Зайкиной сиськи выдергиваю кол. Рана, оставленная им, медленно затягивается. Струя из трубочки тут же переходит на капли, а потом совсем иссякает, не наполнив бутылку даже наполовину. Ну и кто из нас еще жадина?
Вынимаю трубку из Зайкиной шеи. Круглая колотая рана не заживает. Наверное, все силы ушли на восстановление дыры в груди. Слабоватая у нее регенерация. Хотя все кровопийцы ведь ра-а-азные.
Делаю
