Смертоцвет - Александр Зимовец
— Тогда это и делай. Как видишь, если я и бог, то такой, который не возлагает на своего адепта непосильного бремени. Впрочем, тебе едва ли удастся ограничиться только этими занятиями. Думаю, ты и сам понимаешь, почему.
— Например, потому что я сейчас сижу в каменном мешке, и меня в любой момент могут убить. Не одни, так другие.
— Ах, это, — проговорил голос. — Ну, это еще не самая большая проблема. С этим я тебе помогу. Ты ведь уже научился использовать силу. Но пока еще лишь ту, которая внутри тебя.
— А можно и какую-то еще?
— Можно. Просто закрой сейчас глаза. Ты увидишь.
Герман закрыл глаза и вздрогнул. Он увидел несколько тянущихся к нему с разных сторон зеленых нитей. Одни были тонкими, словно паутина. Другие толще, больше похожие на струны.
— Что это? — спросил он, хотя и сам уже догадался. Каналы. Такие же, которые аристократы протягивают к своим крепостным, чтобы черпать силу из них.
— Это вера, — ответил камень. — Есть люди, которые в тебя верят. В то, что ты способен изменить мир. Некоторых из них ты освободил. Другие и без этого были свободными. Скоро таких людей станет больше, и сила твоя тоже будет расти. Потяни их веру к себе, попробуй.
Герман сконцентрировался, попробовал впустить силу в свое тело. Несколько мгновений ничего не происходило, а затем он почувствовал, как магия вливается в него горячей волной. Он не ожидал, что ее будет так много. Он едва не захлебнулся силой.
— Это… это просто восхитительно, — проговорил он. Говорить получалось с трудом: кипящая внутри него сила перехватывала горло. Он чувствовал, что частично теряет контроль над своим телом превращается из человека в нечто иное, в живой резервуар магической энергии. Это было опасно, ему казалось, что он может так умереть или стать бесплотным духом, что тело не выдержит такой нагрузки.
— Хватит! — озабоченно произнес голос. Кажется, его хозяин тоже почувствовал, что Германа вот-вот разорвет на части сила. — Аристократы учатся этому с детства, да и природа их силы немного другая, она не захлестывает их до такой степени. Тебе предстоит тренироваться. Лучше, если тебя будет обучать кто-нибудь опытный и мудрый. У тебя, конечно, есть люди на примете. А теперь иди, возвращайся обратно. Находиться здесь тебе долго не годится.
— Сейчас… — произнес Герман завороженно. Он осторожно отпускал притянутую силу, и она постепенно возвращалась к тем людям, у которых он ее позаимствовал.
— А я не причиню этим людям вред? — спросил он, когда последние крупицы силы покинули его, и осталась лишь дрожь в пальцах и коленях от одной мысли о том, какую мощь он только что контролировал.
— Нет, — проговорил голос с успокаивающей, отеческой интонацией. — Не причинишь, только если не используешь эту силу им же во зло. Иногда это будет трудно, но придется об этом помнить. Вера людей зарабатывается трудно, а теряется очень легко. Ее нельзя купить по объявлению, как крепостных. Нельзя получить за службу. Нельзя выиграть в карты. Но она может двигать горы, как сказал уже кто-то в вашем мире. Полагаю, ты уже убедился в справедливости этого изречения, и сегодня еще убедишься. А теперь — ступай.
— Последний вопрос… для чего все это? — спросил Герман. — Я имею в виду… все ведь было хорошо целых двести лет. А теперь все летит в тартарары, и фактически из-за меня…
— Не из-за тебя, не льсти себе. Просто все имеет свое начало и свой конец. Смерть старого — это просто освобождение места для нового. Если бы люди жили вечно, они заполонили бы все землю и стояли бы друг у друга на головах. Если бы империи жили вечно, мир застыл бы в вечной неизменности. Трава прорастает сквозь каменную мостовую, некогда прекрасные города зарастают лесом. Это торжество жизни, и ты пророк ее.
В следующий миг в глазах у Германа стало темнеть, а затем мир перед ними вновь озарился зеленой вспышкой. Не успел он проговорить еще что-то, например, попрощаться, как осознал, что вновь находится в камере, прикованный к столу наручниками.
Наклонившийся к нему через стол Трезорцев попытался вырвать у него из рук Узорешитель, но Герман не отдал, хотя у него и дрожали руки, а взгляд бесцельно блуждал по стенам.
— Ты что творишь? — майор уставился на него, раскрыв гиенью пасть и свесив розовый язык. — А ну отдай эту штуку назад!
— Все в порядке, — ответил Герман. Прикрыв глаза, он видел, что небольшая зеленая ниточка тянулась к нему и от майора тоже. Тот, похоже, за последнее время осознал, что его бывший подчиненный играет в происходящих событиях какую-то таинственную роль.
Герман снова потянул силу в себя. Сперва легонечко, стараясь не захлебнуться ей.
Конкретные заклинания тут были уже даже неважны — сила сама подсказывала ему, что можно сделать с ее помощью, как именно сформировать ее и что из нее вылепить. Например, можно направить ее чуть вперед и выйдет нечто вроде лезвия, которое…
«Звяк!» — это упала на стол двумя половинками перерубленная цепь!
«Донн!» — это треснула цепь наручников, и ее перерубленные звенья покрылись черной окалиной. Затем та же судьба постигла и кандалы.
Трезорцев смотрел на все это глазами, полными ужаса. Он не хуже Германа знал, что стены тюрьмы подавляют магию, и понимал, какая сила нужна, чтобы сопротивляться этому давлению. Восхищенный и испуганный, он сделал несколько шагов назад, пока не уперся в каменную стену.
— Ну, что вы, ваше высокоблагородие, — произнес Герман, стряхивая браслеты наручников и направляясь к дверям. — Не бойтесь. Сейчас будет весело. Мы тут сейчас с одним господином беседовали о том, чем отличается человек от собаки. Полагаю, пора нам закончить нашу беседу. Вам, конечно, тоже будет интересен ее исход, вы уж насчет собаки на свой счет только не принимайте ради бога.
Он учтиво поклонился Трезорцеву, а затем открыл дверь и вышел в коридор.
Глава двадцать четвертая
Рушатся стены
Трезорцев порывался выйти вслед за Германом в коридор, но Герман сделал ему жест оставаться пока в камере, и тот послушался. Сам же Герман направился вперед по коридору, освещенному тусклыми фонарями, вставленными в стены через равные промежутки.
Его чувства обострились.
