Чудо ты мое, зеленоглазое - Алексей Николаевич Котов
Петрович закрыл дверь и вышел на улицу. На скамейке, возле своего дома, сидел Лешка. Он зевал и с показным безразличием посматривал по сторонам.
– Ты куда это, дядь Коль? – окликнул Лешка старика.
– Далеко, – коротко бросил Петрович.
– У меня к тебе дело есть, Петрович, – попробовал было заговорить Лешка.
Петрович только молча отмахнулся.
«Сам кашу заварил, сам и расхлебаю, – решил он. – И нечего в нее, как в болото, других людей тащить».
Автобуса Петрович ждать не стал и сел в полупустое маршрутное такси. Водитель дремал, откинувшись на сиденье. Старик потерял терпение уже через полминуты.
– Водитель, почему стоим? – громко спросил он. – Начальство, что ли, какое прибудет?
Петрович удивился собственному голосу: он звучал резко и уверено. Раньше старик предпочел бы не вступать в конфликт. Водитель зевнул и открыл глаза. Взглянув на Петровича, он снисходительно улыбнулся.
– Не спешите, дедушка. Жизнь и так короткая штука.
– Ты мне зубы не заговаривай, внучок, – быстро ответил Петрович. – Поехали и нечего тут спать в хомуте!
Пассажиры рассмеялись.
– Правильно, – согласилась женщина на переднем сиденье. – Ишь, моду взяли спать на работе.
Водитель что-то проворчал в ответ и со скрежетом врубил скорость.
Дом старухи Петрович нашел сразу. Он стал еще мрачнее и ниже словно врос в землю. Возле подъезда играли в войну разгоряченные беготней ребятишки. Петрович поймал за руку одного из них, веселого и конопатого.
– Подожди-ка, внучок. Старуха одинокая в этом доме живет, – сказал он. – Знаешь такую?
– Фамилия как? – спросил мальчишка «отстреливаясь» из-за спины старика. – Паф-паф! Паф! Витька убит!
– Ченцова, кажется.
– Знаю. Умерла она.
– Когда?
– На той неделе. Так и не успела переехать.
Мальчика дал длинную «очередь» и бросился за угол.
– Витька убит! – радостно кричал он – Витька убит!
Петрович поднялся по скрипучей лестнице на второй этаж и открыл знакомую дверь.
Комната старухи была пуста… Из всей обстановки остался только старый, продавленный диван. Петрович вошел в комнату и, не зная, что делать дальше, осмотрелся вокруг. На простеньких обоях темнели не выгоревшие пятна от мебели и ковра. На полу лежал толстый слой мусора. Петрович нагнулся и разгреб его руками. Там были пустые катушки из-под ниток, обрывки газет, дощечки от сломанной шкатулки, прозрачная, шариковая ручка без стержня… Скомканная фотография лежала на том месте, где когда-то стояла кровать старухи. Она уже покрылась толстым слоем пыли и едва виднелась из-за придавившей ее пустой пластмассовой бутылки. Петрович развернул лист. Фотография была сильно измята и надорвана, но не до конца, а так, словно у того, кто пытался сделать это, не хватило сил.
На фотографии была изображена уже хорошо знакомая Петровичу женщина с дерзкими, слегка раскосыми глазами. Одной рукой она придерживала сидящего у нее на коленях крупного черного кота, другой протягивала в сторону объектива бокал с вином. Сзади стоял молодой парень. Он ревниво обнимал женщину за плечи, но не улыбался, а скорее с плохо срытой неприязнью рассматривал фотографа.
– Это же Лом, – вырвалось у Петровича. – Федька Лом!
Не в силах справиться с охватившим его волнением Петрович сел на диван. Нет, он не ошибался, на фотографии был действительно изображен убийца его жены.
Фотография упала на пол. Сквозняк подхватил ее и потащил к открытой двери. Измятый лист судорожно дергался и цеплялся за мусор. Очередной порыв приподнял его и отшвырнул в угол. В конце концов лист замер… С измятой фотографии на Петровича внимательно смотрели глаза женщины.
– С улицы мы котов таскали, – глухо сказал старик. – Вот и нашли то, что нам эта ведьма подложила… Выходит, самих себя мы с Витькой и продали.
Петрович вспомнил, где он видел старуху. Это было на похоронах Федьки Лома. Впереди процессии шла женщина в темном платке с низко опущенной головой. Возле дома Петровича женщина резко выпрямилась и бросила быстрый, ненавидящий взгляд на окна… Уже позже Петрович узнал, что это была мать Федьки.
Дорога домой не заняла у Петровича много времени. Выйдя из автобуса на своей остановке, старик едва не столкнулся с плачущей девушкой. Одной рукой она вытирала слезы, другой качала коляску с громко орущим младенцем.
«Тоже, видно, горе у человека, – подумал Петрович. – Только чем же ей поможешь?..»
У девушки было совсем юное лицо. Оно покраснело от слез и казалось некрасивым и трогательным одновременно. Взглянув на остановившегося рядом старика, девушка отвернулась и пошла прочь. Коляска подпрыгивала на ухабах и рытвинах, резко наклоняясь то в одну, то в другую сторону. Молодая мама налегала на ее ручку всем телом, и было видно, что каждый шаг вперед дается ей с большим трудом.
Дома Петровича встретила Багира. Кошка терлась о ноги хозяина, явно пытаясь привлечь к себе внимание хозяина.
– Отстань, ну?! – старик отпихнул кошку.
Багира села и принялась внимательно следить за хозяином.
Витькину тетрадку Петрович нашел на веранде. Она лежала на столе рядом с тонкой книжкой «Нового Завета». Старик сел и раскрыл тетрадь. Он быстро перелистал ее и остановился на последней записи, той, которую Витька сделал позавчера ночью.
Петрович прочитал следующее:
« …Или я идиот, или наконец-то нашел то, что искал! 666 – это не арифметика. Библия говорит о том, что Бог создал человека на шестой день. Шестой!! Цифра «6» – это символ рождения.
Тогда получается следующее: Первая шестерка – означает физическое рождение человека. Вторая шестерка – рождение человека духовное. Он приходит к Богу. Третья шестерка – третье рождение. Человек отрекается от Бога и в его душе рождается Дьявол. Это как раковая опухоль! А 666 – это формула самоуничтожения. Число восставшего против Бога…»
Чуть ниже стояла короткая приписка сделанная резким, угловатым почерком: «Да, но тогда получается, что я…» На этом запись обрывалась.
Петрович отложил тетрадку в сторону и взял в руки «Новый Завет». Книга легко открылась в слегка продавленном тетрадкой месте. Судя по всему, Витька читал ее той же ночью – три стиха Евангелия от Матфея были обведены красным карандашом:
43. Когда нечистый дух выйдет
из человека, то ходит по без-
водным местам, ища покоя, и не
находит;
44. Тогда говорит: возвращусь
в дом мой, откуда я вышел. И
пришед находит его незанятым,
выметенным и убранным;
45. Тогда идет