В центре циклона - Алиса Лунина
Может быть, так бы и произошло – время сломалось, зима никогда бы не кончилась, и он навсегда остался в объятиях Ксении, если бы однажды вечером, во время очередной прогулки в парке, не случилось то, что случилось.
* * *
Белое пламя разгоралось все жарче, и выносить этот огонь Семен уже не мог. Пламя ревности испепеляло его изнутри, выжигало в нем все человеческое. В какой-то миг Семен даже подумал, что этому пламени он предпочел бы смерть в лесу в тот день, когда бандиты оставили его там умирать (все лучше, чем медленно поджариваться на чертовом огне!)
Возникшая в воспламененном сознании Чебатерева мысль убить Рубанова, была лишь вспышкой – порождением адской жаровни. Да, убить соперника, и погасить пламя ревности. А его коллеги – эти идиоты из агентства, пусть катятся ко всем чертям, он докажет им, что не желает принимать участие в их экспериментах над чувствами других людей, докажет, что Семен Чеботарев – человек с волей и разумом, а не марионетка, которой можно управлять. И сам мистер Четверг пусть катится в преисподнюю! «Хренов благодетель – дал мне, видите ли, новую жизнь! – недобро усмехнулся Чеботарев. – Да на таких условиях я от этой новой жизни отказываюсь!»
В этот метельный вечер Семен шел за Рубановым по следу, выбирая место убийства. Когда Рубанов свернул в парк, Семен догадался, что тот спешит к выходу из парка, рядом с которым располагался железнодорожный вокзал, чтобы встретить Ксению, возвращавшуюся после работы из Москвы. Из-за метели в парке никого не было. Семен решил, что убьет Рубанова здесь.
* * *
Январь
Карибское море
После Нового года ее время стало раскручиваться стремительно, словно бы где-то в мироздании что-то сломалось – лопнула некая важная пружина. Агата понимала, что жизнь ее истончается, сжимается с каждым не то, что днем – с каждым часом. И времени, и жизненных сил у нее оставалось мало, и оставшимся надо было правильно распорядиться. Она должна была еще многое успеть сделать. Для тех, кто оставался.
Агата очень беспокоилась о Варе. Она хотела видеть Варю счастливой, хотела, чтобы рядом с ней был надежный и сильный мужчина. В последнее время Агата стала замечать, что Варя посматривает на Ивана влюбленными глазами, при этом было очевидно, что Иван, увы, не обращает на девушку внимания. Агата давно поняла, что с Иваном что-то не так. Даже странно – мужественный, умный, великодушный мужчина, но его будто что-то съедает изнутри, подтачивает. На его лице никогда нет ни тени улыбки, ни проблеска радости – он всегда угрюм и молчалив. Его словно бы и нет здесь, мыслями он где-то далеко.
После некоторых раздумий, Агата решилась вызвать его на разговор.
– О чем вы хотели со мной поговорить?
По бесстрастному лицу Ивана было понятно, что этот человек запечатан, как сосуд, и что вызвать его на откровенность, невозможно.
– О жизни, о смерти, – вздохнула Агата. – Вы же знаете – мне остается несколько дней. Но не подумайте, что я говорю это, напрашиваясь на жалость. Тут другое. Я хочу просить вас позаботиться о Варе. Вы не можете не видеть, как она к вам… привязана.
Иван помолчал, потом мягко сказал, что он может опекать Варю, как отец, как старший брат, или, если угодно, как товарищ по работе.
– Ну вы же поняли, о чем идет речь, – усмехнулась Агата.
– Понял, – невозмутимо сказал Иван, – но я не могу связать себя ни с одной женщиной. Даже такой прекрасной, как Варя.
– Почему? – изумилась Агата.
И опять что-то в его лице ее поразило, какая-то невероятная горечь и боль.
– Пожалуйста, расскажите мне о том, что вас мучит, – попросила Агата, – мне можно рассказать все секреты, я в буквальном смысле унесу их с собой в могилу.
Иван кивнул – что ж, ладно…
«Liberte» летела, рассекая море, и южные звезды освещали ей путь. А в кают-компании яхты сидели мужчина и женщина, у которых были свои счеты с жизнью и смертью, и мужчина рассказывал свою историю боли, бесчестия, разочарования.
– Все, чего я хочу сейчас – это, чтобы меня простили, – признался Иван, закончив рассказ. – Я мечтаю только о прощении.
– Вот что, – тихо сказала Агата, – я увижу его там… И попрошу, чтобы он больше к тебе не приходил. Я попрошу о прощении.
Иван сжал ее руку – спасибо, и вышел из каюты.
* * *
Агата с Варей стояли на палубе, когда к ним подошел капитан Поль. Заметив, что Агата провожает взглядом улетающих птиц, Поль спросил, о чем она думает, когда смотрит на них.
Агата пожала плечами:
– Возможно, вы удивитесь, но я думаю о турбулентности… Знаете, я сейчас будто попала в зону турбулентности, где больше нет ничего устоявшегося, понятного, логичного, закономерного, где нарушены все законы и связи. Я улетаю. С каждым днем все дальше и дальше. В зоне турбулентности мы закономерно становимся слабыми и легкими.
Капитан покачал головой:
– Вовсе нет. Посмотри на этих птиц. Знаешь ли ты, что животные умеют пользоваться турбулентностью? Они управляют ею, извлекая энергию из набегающего потока. Птицы и насекомые используют машущий полет – создают вихри и за счет этого достигают большей подъёмной силы. Так что турбулентность может быть состоянием силы. Особенно если верить в то, что в любом состоянии – даже кажущегося полного хаоса, у каждого из нас есть, как минимум, два поддерживающих крыла за плечами.
– Вы об ангеле? – улыбнулась Агата, – о Боге?
Поль приложил к губам палец – тссс – об этом нельзя говорить.
Агата кивнула – она его понимала.
Поль вдруг спросил ее, кто она по профессии, и чем зарабатывала на жизнь. Агата махнула рукой и отделалась коротким ответом, что когда-то она занималась рекламой ненужных товаров и созданием новых потребностей для покупателей.
Заметив недоуменный взгляд капитана, Агата усмехнулась:
– Да, я знаю, что занималась ерундой. Мне понадобилось много времени, чтобы понять, что единственная вещь, которую нужно рекламировать, это – сама жизнь. И если бы я могла – я бы теперь развесила гигантские растяжки на улицах всех городов: люди, цените жизнь, каждый миг – сегодня, сейчас, потому что каждое мгновение это – дар,
