Макс Фрай - Сказки старого Вильнюса IV
Швырнул на кровать сперва рюкзак, а потом и себя. Вдруг навалилась усталость, такая сильная, словно юные ангелы-стажеры Небесной Канцелярии стащили его Книгу Жизни и переписали ближайшее прошлое, из хулиганских побуждений заменив спокойную поездку в пустом купе разгрузкой товарных вагонов. Даже мышцы ныли по-настоящему, как от непривычной тяжелой работы, а глаза закрылись самостоятельно, не дожидаясь команды сознания, которое вовсе не планировало давать себе отдых.
Ладно, спать так спать. Времени на сон совершенно не жалко. Зачем мне теперь время.
* * *– На кой черт он вообще сюда притащился? – вздохнула Таня. – Дома, что ли, не мог умереть?
– Ну, значит не мог, – пожал плечами Альгирдас. – Смерть непростое дело. Никогда заранее не знаешь, что может понадобиться, когда за него возьмешься.
– Жалко его, конечно, ужасно. Что ты так на меня смотришь? Сама знаю, что так нельзя.
– Да почему же нельзя? Надо, чтобы было жалко. Некоторых. Иногда.
* * *Спал без сновидений. Ну или забыл их прежде, чем проснулся. Или приснилось небытие, просто сон в руку, бывает и так.
Когда открыл глаза, было уже темно. Впрочем, света чужих окон оказалось вполне достаточно, чтобы добраться до выключателя, не натыкаясь то и дело на мебель. Но добравшись, передумал включать свет. Не было ничего такого, что надо как следует разглядеть – ни в этой комнате, ни во всем мире, будем честны.
А таблетки из рюкзака можно достать и наощупь. Прямо сейчас, чего ждать.
Вернулся, сел на кровать, потянулся за рюкзаком. И вдруг осознал масштабы собственного свинства. Вспомнил жизнерадостного бородача, который выдал ему ключ, представил, какие тому предстоят неприятности. Труп в номере – это же целое дело. Крайне противное для всех, кроме самого трупа. Не всем так везет – вовремя стать мертвецом. Остаешься в живых, как последний дурак, и тут начинается самый ужас, все эти бесконечные дознания, даже когда с самого начала ясно, что никто не виноват, все равно, порядок есть порядок, если трупа недостаточно, чтобы свести вас с ума, на помощь всегда готовы прийти следственные органы, работники похоронного бюро, родственники и друзья покойного, господи боже мой, ты же сам только что через все это прошел и теперь собираешься подложить такую свинью другим, опомнись. Совесть надо иметь.
Подумал: ладно, совсем не обязательно умирать в гостинице. Удобно – да, не поспоришь, но это не единственный вариант.
Все-таки пришлось включить свет. Не верхний, который был бы сейчас невыносим, а настольную лампу, стоявшую на одной из прикроватных тумбочек. Развернул карту города, сразу увидел несколько зеленых пятен – это, надо понимать, парки. Значит, их тут много. Очень хорошо. В любом городском парке можно отыскать великое множество укромных уголков, где тебя никто не увидит, этим пользуются влюбленные, наркоманы, поэты, обиженные на весь мир подростки, маньяки, нуждающиеся в свежем воздухе интроверты, а значит, найдется место и мне. В конце концов, это даже забавно – блуждать по совершенно незнакомому городу в поисках укромного места, где можно тихо, неназойливо, никого не побеспокоив, умереть. Хорошее познавательное культурное приключение напоследок.
Пока рылся в рюкзаке, разыскивая там чистую футболку, в дверь постучали. Сперва деликатно, потом настойчиво. И снова, еще более настойчиво. Потом женский голос за дверью произнес: «Полиция города Вильнюса». Почему-то по-русски. Похолодел, как будто и правда был преступником, тщетно пытавшимся уйти от погони. Как же все-таки нелепо устроен человек.
Несколько секунд всерьез обдумывал, не выпрыгнуть ли в окно, но отказался от этой идеи: слишком низко. Разбиться насмерть, вывалившись со второго этажа, довольно затруднительно, зато пара-тройка переломов практически гарантирована, отличное развлечение, именно то, что позарез необходимо вот прямо сейчас.
А может быть, просто не открывать? Сидеть тихо, как будто в номере никого нет – не станут же они ломать дверь? Или станут? Ай, черт, лампа же горит!
И в щель под дверью наверняка пробивается свет. Включил иллюминацию, на свою голову.
Ну и портье, конечно, сказал им, что постоялец никуда не выходил. И ключ не сдавал. Все сходится.
В конце концов пошел открывать. Думал, поворачивая ключ в замке: «У них же, вроде, католическая страна, значит самоубийства должны быть запрещены, вот они и приперлись по мою душу». Но уже на втором повороте ключа изумился собственной глупости. Полиция, читающая мысли граждан ради профилактики самоубийств – это все-таки слишком. Даже для католической страны.
Открыл дверь, увидел худенькую растрепанную женщину в мешковато сидящей форме и крупного седого мужчину за ее спиной. Подумал: «Скорее всего, какой-нибудь из номеров ограбили. И теперь эти красавцы будут ставить на уши всех жильцов в надежде заполучить хоть плохонького свидетеля. А что по-русски сразу представились – ну так на то и список постояльцев, чтобы знать, кто откуда приехал, и как с ним говорить.
– Добрый вечер, – вежливо сказал седой. – Полиция города Вильнюса.
Достал из внутреннего кармана какую-то карточку, видимо, подтверждающий его полномочия официальный документ. Показал. Не то чтобы это хоть что-то прояснило, почем мне знать, как у них выглядят документы, и какие права есть у полиции, мало кто, собираясь в чужую страну, дотошно изучает тамошнее законодательство. Особенно когда едешь туда не грабить беззащитных прохожих, а просто умереть. И только потому что у тебя случайно оказался купленный заранее билет. Даже два.
То есть именно потому, что два.
* * *– Смотрите, что у меня есть, – сказал седой полицейский.
И протянул руку, сложенную в кулак. Медленно разжал пальцы, словно собирался предложить специально припасенную для знакомства конфету. Но вместо конфеты на ладони была… было… Какая-то неведомая херня, если называть вещи своими именами, творилась на ладони полицейского. Что-то вроде голограммы, или 3D-макета. Или… Господи, ну а как еще это описать? Когда к самому твоему носу подносят крошечное кафе – столы, стулья, барная стойка, все на месте, и тусклый желтый ламповый свет, и возле миниатюрной копии кофе-машины застыла фигурка… ой-е! Какое, в жопу, «застыла». Она шевелится! Возится, суетится, делает что-то, сейчас, чего доброго, повернется и спросит писклявым гномьим голоском: «Вам чего?»
– Узнали? – спросил седой. И, не дожидаясь ответа, сжал кулак.
– Узнал – что?
– Паршивую забегаловку, в которую вы зашли сегодня, сразу после приезда. К счастью, на самом деле ее не существует.
– Что?!
– Не существует, – любезно повторил полицейский. – Вы сами создали это неприятное место – силой своего воображения, помноженного на отчаяние и абсолютную уверенность, будто ничего хорошего с вами произойти не может. Пока вы сидели дома, особого вреда от этой концепции не было ни для кого, кроме вас самого, а ваше благополучие – ваше частное дело. Но у нас, к сожалению, все устроено иначе, особенно когда дело касается путешественников. Наш город с большим интересом относится к гостям и с огромным удовольствием овеществляет их ожидания. Не все подряд, конечно, а только исполненные большой эмоциональной силы. К сожалению, вашей силы хватило на создание иллюзии аж сорок второй степени достоверности. Знаете, что это означает?
Полицейский умолк, явно ожидая заинтересованного вопроса: «Что?» Не дождался, продолжил сам:
– Что любой другой объективно существующий человек смог бы не только войти в померещившееся вам кафе, но и выпить или съесть там что-нибудь. А это – хуже яда. Своего рода инъекция небытия. Даже думать не хочу, что могло бы начаться в городе, если бы мы сразу не заметили появление этой вредоносной иллюзии и не ликвидировали бы ее срочным порядком. Знали бы вы, чего это нам стоило! Себя самих проще было бы отменить, чем этот ваш ужас.
Смог наконец вымолвить:
– Что за бред.
И сел на кровать. Сил больше не было выслушивать все это стоя. Впрочем, выслушивать сидя тоже не было сил. Но, похоже, придется.
Седой полицейский опустился перед ним на корточки и снова разжал кулак. Там, на его ладони, крошечная барриста вышла из-за стойки и приблизилась к столу, за которым сидел посетитель, замотанный в теплый не по сезону клетчатый шарф. Из-за его спины выглянуло низкорослое горбатое существо в синем халате. Положило руку на плечо старику, другой обняло за талию барристу, и все трое замерли, словно собирались сфотографироваться на память.
Вспомнил: а ведь точно, сидел в этом гнусном привокзальном кафе дед в клетчатом шарфе. И горбатая уборщица там тоже елозила. И синий халат был на ней.
Сказал себе: «Ясно, значит ни фига я не проснулся», – но легче почему-то не стало. Хотя, по идее, должно бы. Какая разница, что приснилось однажды летним днем в дешевой гостинице уснувшему там почти мертвецу. Еще и об этом беспокоиться – совсем надо быть дураком.
