Юлия Остапенко - Свет в ладонях
– Клайв, – сказал Джонатан, глядя на своего друга тяжёлым взглядом, – садись с Эстер. Присмотри за ней. Я поплыву с госпожой Клементиной.
Сказав это, он тотчас отвернулся, прячась от изумлённого взгляда своей возлюбленной, без сомнения, поражённой таким предательством. «Тебе он ничего не сделает, – мысленно сказал ей Джонатан, моля, чтобы она поняла и услышала. – Он мой друг, хотя и враг принцессе, он тебя ни за что не обидит, наоборот, защитит…» Но только вправду ли верил экс-лейтенант в собственные увещевания? Будь он на месте Клайва, не появилось бы у него искушение взять Эстер в заложницы и, едва они достигнут Навьи, потребовать, чтобы принцесса…
Бред. Чушь собачья. У Клайва было множество возможностей так поступить – в конечном итоге, он мог и не заключать с Джонатаном перемирие в Клюнкатэ, мог отказаться ехать на Навью… если только… если только целью его не было выяснить, что же намерена делать принцесса, какие последние козыри собирается разыграть. Джонатан знал – а значит, весьма вероятно, знал и Малый Совет, – что от этой упрямой девушки ничего не добьешься угрозами и силой. А вот обманом… уловкой… почему бы и не попытаться?
«Клайв не такой», – вновь подумал Джонатан и упрямо сжал губы. Но если он не такой, почему Джонатан не может сейчас доверить ему принцессу, сев в лодку со своей женой?
Он понял, что окончательно запутался, и тотчас запретил себе дальнейшие раздумья. Выбор был сделан: Клайв и Эстер уже забирались в лодку, покачивающуюся на волнах в паре ярдов от них. Клайв попытался подать ей руку, но она проигнорировала его галантность и легко перепрыгнула через борт, до боли напомнив Джонатану былую беспечность и ловкость на её любимой мельнице в окрестностях родного Монлегюра. Джонатан с трудом сглотнул и, повернувшись к принцессе, стёр с лица малейшие следы замешательства и любезно предложил помощь, которую она приняла с тем же нерушимым спокойствием, с которым принимала всё, происходившее с ними до сих пор. Похоже, она не заметила краткой борьбы, произошедшей в душе её слуги, – ей даже в голову не пришло, что он мог сделать иной выбор.
Вёсла тихо плеснули о тёмную гладь воды, и лодки отчалили от берега, почти беззвучно, идя вперёд легко, быстро и в полнейшей темноте. Джонатан с Женевьев сидели на корме бок о бок, и он обратил внимание, что принцесса больше не напрягается и не застывает, оказавшись в телесной близости с мужчиной. Ещё бы – после того, как Клайв крутил и вертел её на фонаре, и потом в том проулке… Видимо, она осознала это как необходимое зло, как ещё одно испытание, выпавшее на её долю. Джонатан подумал, не отодвинуться ли, но ночь была холодная, свежий бриз на воде стал ещё сильнее и резче. Джонатан инстинктивно прижался к принцессе боком, отдавая ей часть своего тепла, и она столь же безотчётно прижалась к нему в ответ. В этом не было ровным счётом ничего предосудительного, и Джонатан, будучи совершенно в том уверен, стащил куртку и накинул на съёжившиеся худые плечики принцессы, промёрзшей до костей в своей лёгкой мантилье. Женевьев, как обычно, не поблагодарила вслух, но в том, как резво она закуталась в куртку, было достаточное признание заслуг её лейб-гвардейца.
Убедившись, таким образом, что её высочеству не грозит замёрзнуть насмерть, Джонатан обернулся, ища взглядом вторую лодку.
Она шла так тихо, что он не сразу увидел её, – тень, ползущая по воде, могла быть и просто тенью от облака. Гребцы работали беззвучно, и их пассажиры, послушно выполняя приказ судовладельца, сидели столь тихо, что сходу нельзя было понять, есть ли в лодке кто-либо, кроме гребцов. Джонатан мучительно всмотрелся в темноту. Да ладно, Клайв присмотрит за Эстер, это же Клайв… которому он не мог доверить свою принцессу, но смог доверить свою жену. И не значит ли это, что он выбрал, кто из двух этих женщин ему более дорога?
Джонатан настолько испугался этой мысли, что, когда лодка внезапно качнулась, чуть не вывалился за борт и в последний миг успел схватиться за скамью, на которой сидел. Плавное движение прекратилось, отчего качка сразу стала ощутимее. Гребцы бросили вёсла, и один из них прошипел:
– Тихо!
Их подельники на второй лодке, видимо, также заметили что-то – вторая лодка тоже остановилась. Несколько мгновений не было слышно ничего, кроме плеска волн о раскачивающиеся борта.
А потом впереди, со стороны выхода из бухточки в пролив, вспыхнул свет.
– Не двигаться, – всё тем же свистящим шепотом приказал контрабандист, но Джонатан с Женевьев и не думали двигаться: они сидели, застыв и вжавшись друг в друга, словно так могли надёжнее спрятаться… от кого?
Свет, вспыхнувший впереди, медленно двинулся левее, поворачиваясь и выхватывая из ночного мрака беспокойные гребни волн. Он казался маленьким на окружающем просторе, но, приглядевшись, Джонатан различил за ним громаду корабля, медленно проплывавшего мимо бухты.
Можно было не задавать никаких вопросов – поведение гребцов говорило само за себя. Они нарвались на патрульный шлюп.
Гребцы и пассажиры на обеих лодках сидели, не шевелясь и не дыша. Свет фонаря на бушприте шлюпа резал темноту с неторопливым наслаждением убийцы, упивающегося беспомощностью своей жертвы. Шлюп шёл мимо, но свет – без сомнения, люксиевый, – был слишком достаточно ярок и выхватывал достаточную площадь, чтобы сидящие в лодках не чувствовали себя в безопасности. Джонатан почувствовал, как холодные пальцы принцессы стискивают его ладонь. Он успокаивающе накрыл её руку своей. Ничего. Всё обойдётся. Всё будет…
Вопль, прорезавший звенящую тишину над бухтой, порвал надежду в клочья. На шлюпе замелькали тени, вспыхнуло ещё несколько огней. По далёкой палубе прокатился грохот, казавшийся столь близким, словно патрульное судно стояло прямо перед ними.
– Ну всё, твою мать! Катят пушку! – заорал гребец у Джонатана над самым ухом и вцепился в вёсла. – Назад! Поворачивай назад! Может, уйдём!
– Как пушку?! – ахнула Женевьев. – Разве они не обязаны сделать предупреждение, потребовать назваться…
– Вы из каких краёв, дамочка? – осклабился второй гребец, изо всех сил налегая на вёсла. – В этой бухте любая калоша – или патруль, или мы! Им ли про то не знать!
Лодка рванула с места с такой скоростью, что пассажиры на корме повалились на спины. Другая лодка не уступала ей ни в скорости, ни в маневренности, торопливо разворачиваясь носом к берегу. Грохот на палубе шлюпа становился всё более угрожающим, и наконец среди десятка золотистых огней загорелся маленький, красный. Фитиль!
– Ложись! – проорали с соседней лодки. Вёсла с шумом – теперь уж не было нужды тихушничать – попадали на воду. Не раздумывая, Джонатан кинулся на дно лодки, увлекая принцессу за собой. Пушечное ядро тяжело просвистело у них над головами и шлёпнулось в волны далеко позади. Гребцы тотчас выпрямились и снова схватили вёсла, стиснув зубы и не тратя больше дыхание на разговоры.
Женевьев попыталась встать, но Джонатан удержал её, прижав к себе. Он чувствовал, как колотится рядом её сердце, и его собственное колотилось точно так же. Он хотел обернуться и посмотреть, как там вторая лодка, но красный огонёк на шлюпе вспыхнул вновь, и второе ядро, прорезав воздух, плюхнулось совсем рядом с ними, по левому борту. Шлюп, скрипя снастями, разворачивался к ним бортом – не для того, чтобы пуститься в погоню (моряки в патруле наверняка знали, сколь коварны пороги и рифы на этом участке берега), а чтобы дать канонирам возможность получше прицелиться. Джонатан вжал ладонь принцессе в затылок и пригнул её голову ниже.
– Лежите. Не пытайтесь… – начал он, и тут разразился новый выстрел – увы, более удачный, чем два предыдущих.
Хруст, грохот и потоки брани со второй лодки заставили Джонатана забыть о всякой осторожности. Он вскочил, вертя головой в поисках второй лодки – в побеге контрабандисты действовали каждый за себя, и былой слаженности след простыл. Теперь вторая лодка была сильно левее них и немного впереди: они успели покрыть большее расстояние до берега, но, к несчастью, манёвр патрульного шлюпа поместил её как раз по линии огня.
– Греби, твою мать, греби! – орали на второй лодке – стало быть, не всё ещё было потеряно, но канонир на шлюпе уже взял цель. Следующее ядро разворотило корму, и лодка, просев, стала быстро погружаться в воду.
– А, чтоб тебя! Прыгай! Спасайся кто может!
– Эстер! – что было мочи закричал Джонатан.
Ему показалось, что он услышал её ответный крик, но ветер развеял его над водой. Одна мутная фигура спрыгнула с борта в воду и бодро погребла к берегу, хотя до него оставалась добрая миля. Джонатан судорожно попытался вспомнить, умеет ли Эстер плавать, и если да, то насколько хорошо. Но всё, что ему вспомнилось, – что поместье Монлегюр находилось в краю, где не было рек…
Он схватился за борт и перекинул через него ногу, но тотчас застыл, словно невидимый канат, обвязанный вокруг пояса, мешал сдвинуться с места. Женевьев у него за спиной тоже встала, несмотря на злобные окрики гребцов, и смотрела на воду, туда, где почти исчезла в волнах затонувшая лодка.
