Прятки в облаках - Тата Алатова
Аня, кое-как завернутая в полотенце, выскочила из ванной.
— Что за проклятие? — воскликнула она, остервенело растирая ладони друг о друга.
— Мамино, — виновато ответила Маша. — Я его случайно открыла, оно по почте пришло.
— Для тебя? — опешила Аня. — Что ты такого натворила, объявила о пожизненном целибате? Как этот великий художник, как его там, я про него книжку читала.
— Рябова, — преподским строгим голосом произнес Лиза-Дымов, — этому же с детского сада учат — работе с проклятиями. Чтобы правильно их нанести, надо четко нацелиться на конкретного человека…
Маша сделала страшное лицо, пытаясь заставить его заткнуться. Он глянул на нее с недоумением, а потом демонстративно скрестил руки на груди — мол, делайте что хотите. Надо сказать, что хранить неподвижность в данный момент было ужасно затруднительно. Маша невольно прониклась уважением к стойким, хоть и дурацким принципам этого человека.
— Покажи, что там, — попросила Аня под новый вопль Вики, которая стукнулась коленкой о кровать.
Маша ткнула в экран телефона и с наслаждением заскребла ногтями по локтям.
— Ага, ага, угу, — Аня прочитала текст и нахмурилась. — Элементарная антинаговорка не подойдет? Слишком просто для уровня твоей мамы?
— Просто надо было переехать! Просто! Переехать! — бормотала Вика.
У Лизы-Дымова было воистину страдающее лицо, какое бывает только у человека, который не может почесаться в свое удовольствие.
— Давай попробуем с элементаркой, — предложила Маша.
— Кхм, — Лиза-Дымов снова не удержался. — Это проклятие из группы детских вредилок-дразнилок, усиленное родной кровью.
— А, точно! — Аня хлопнула себя по лбу, тут же запустила пальцы в волосы, застонала. — Протыкай, Машка, себе палец, элементарка на крови же. Ты такая умная, Лиза! А ты такая бестолочь, Рябова.
Нет, ну как же обидно.
***
Наутро возле общаги бродил понурый Федя Сахаров. Маша, завидев его на тропинке парка, так сильно вцепилась в локоть Лизы-Дымова, что тот даже зашипел сквозь зубы.
— Что? А, ну кажется, это личное, Рябова.
— Вы моя неразлучная подружка, — панически зашептала Маша, — девочки везде ходят парочками, я сама видела. Будет нормально, если вы останетесь.
— Но зачем?
— Затем, что мне ужасно стыдно с ним разговаривать.
— Не думаю, что он снова превратит вас в паука, — рассудительно заметил Лиза-Дымов. — Но если вдруг соберется — воспользуйтесь артефактом телепортации, вот и все.
— Да при чем тут паук!.. Нет, вы ничего не понимаете, — расстроилась Маша. Он твердо высвободил свою руку, кивнул Феде с видом взрослого, который бежит по делам, и понесся к учебному корпусу.
Маша, помявшись, сказала:
— Привет.
— Привет, — тоже неловко пробубнил Федя. — Ты должна сказать Циркулю, чтобы он допустил меня к курсу. Я ведь не очень-то и виноват, ты просто вывела меня из себя.
— Я ему уже сказала, — заверила Маша. — Но это не помогло. Циркуль считает, что за нарушения правил надо платить. Это что-то на педагогическом.
— Черт бы его побрал, — рассердился он. — Теперь придется сдавать лингвистику экстерном в следующем году. — Федя помолчал, набрал воздуха в грудь и заговорил куда решительнее: — Слушай, Рябова, считай, что я успокоился, смирился с неизбежным и даже немного сожалею, что случилась та неприятность с пауком. Но ты не должна была вываливать на меня информацию о наших идеальных детях с бухты-барахты. Я хочу сказать: ты мне даже не нравишься! Я вообще себе представлял совершенно другую спутницу жизни. Но мы еще над этим поработаем, конечно.
— А? — растерялась Маша.
— Я думаю, одного часа в день до третьего курса и двух часов на четвертом-пятом нам хватит, — деловито продолжил Федя.
— Что?
— Рябова, нам надо как-то привыкнуть друг к другу, — нетерпеливо нахмурился он. — В конце концов, привычка свыше нам дана, замена счастию она… Вот мы и начнем проводить друг с другом время ежедневно. Нудно, но не так уж и сложно.
— Сахаров, ты с дуба рухнул? — совершенно сокрушенная, спросила его Маша. — Давай просто сделаем вид, что ничего не было.
— Ты что! — испугался он. — Твоя мама обещала, что у нас с тобой будут идеальные дети. Разве можно просто взять и забыть об этом? Ну вот представь, сейчас мы пойдем на поводу у эмоций, а потом у тебя с кем-то родится ребенок, который начнет плохо учиться или, например, покатится по наклонной. И ты будешь бегать по детским комнатам полиции и плакать: ах, почему я не рожала от Сахарова! Всё ведь могло быть иначе! Мы не можем так поступить с будущим потомством, Рябова, это безответственно.
— Феденька, нам по девятнадцать, — пролепетала она. — Какие дети, какая ответственность?
— Я все рассчитал. До диплома мы налаживаем друг с другом контакт, потом…
— Нет, — собравшись с духом, отказалась Маша.
— Нет? — поразился Федя. — Зачем тогда ты вообще мне об этом рассказала? Чтобы я всю жизнь смотрел на моих детей и гадал, какими они могли бы быть? Это так мерзко с твоей стороны, Рябова, что я прямо сейчас снова бы превратил тебя в кого-нибудь гадкого, если бы не боялся ректоршу.
— Я случайно. Там была утечка правды, ты же помнишь.
— Нельзя случайно говорить людям такое! Это должно быть запрещено законодательно! — он опять так сильно разозлился, что Маша изрядно струхнула.
— Прости, — не зная, что еще сказать, произнесла она.
— То есть я просто так потерял год у Циркуля? Для того чтобы ты сказала мне «прости, Феденька»? Знаешь что, Рябова, теперь меня вообще не удивляет, что тебя хотят убить. Это так закономерно, так закономерно!
Он развернулся и пошел к аудиториям. А Маша стояла в рассеянных утренних лучах и чувствовала себя самой великой неудачницей в мире.
***
— Мне нужно хоть что-то хорошее, — пожаловалась она в столовке Андрюше Грекову. — Любое хорошее, иначе пучины отчаяния поглотят меня с головой.
— Ты преувеличиваешь, — беззаботно отозвался он, энергично поглощая гречку с котлетой. — Это просто осень, сезонная хандра.
— У меня есть для тебя хорошее, детка, — Власов, как всегда, возник из ниоткуда и с лету включился в беседу: — Не вешай
