Нерушимый 2 - Денис Ратманов
В соседней клетке начался бой — последний в отборочном туре. Набежали уборщицы и сотрудники в синей униформе, которые начали демонтировать освободившиеся клетки. Помощники затащили какие-то коробки, принялись их вскрывать.
— Молодец, Саня, — оценил Лев Витаутович, посмотрел мне в лицо. — Что-то случилось?
— Рефери мне угрожал, — скрипя зубами, проговорил я и повторил его слова: — «Послушай совет — снимайся, пока цел».
Витаутович раздул ноздри и поджал губы. Шумно выдохнул и сказал:
— Я не заметил, что он вообще что-либо говорил.
— А он спиной к вам стоял. Что вы об этом ду…
Меня перебил громогласный диктор:
— Дорогие гости турнира! Неофициальная часть закончена! Просьба покинуть зрительские места и арену для подготовки ее к главному событию года, которое начнется через сорок минут, в двенадцать ноль-ноль! Вашему вниманию представлены многочисленные аттракционы в подтрибунных помещениях, к вашим услугам кафе и рестораны спортивного комплекса «Центральный»…
С неодобрением покосившись на орущего ведущего, Витаутович кивнул на выход, куда ломился народ, образуя столпотворение. Потолкавшись с полминуты, мы прорвались в коридор и направились вглубь, где поменьше людей, встали возле стены, и тренер ответил на мой вопрос:
— Да брось, Саня, чего сейчас об этом думать. Будут тебе подкидывать сильнейших противников одного за другим, чтобы до финала ты вымотался. Но сильнее Ибрагимова вряд ли найдут.
— А есть мысли, зачем они это делают? — поинтересовался я.
— Мысли есть, — проворчал Витаутович. — Помнишь, я тебе говорил: победить в таком турнире — это практически все равно что выиграть в спортлото? Люди вкладываются в молодых и перспективных бойцов, чтобы те потом, добившись больших успехов, вернули им долг сполна. Наверняка сука Гришин с местной верхушкой людьми уже решил, кто будет победителем в этом году и кому ехать в Москву делать карьеру.
— А я в эту схему не вписываюсь, — вздохнул я.
— Нет, Саня, не вписываешься, — ответил тренер. — Ладно, хрен с ними, пошли отсюда.
— Как Олег? — спросил я, направляясь за ним.
— Сам увидишь и спросишь, он в ресторане место нам держит.
— В ресторане? — переспросил я.
Отвечать Витаутович не стал. Да и не смог бы он нормально ответить — нас поглотила людская круговерть. Посетители расходились, стояли в гардеробную за своей одеждой. Проигравшие бойцы и их тренеры ломились в столовую — вкусно, а главное бесплатно поесть напоследок.
Протискиваясь сквозь толпу, я думал, что выжить в такой толчее — квест посложнее некоторых боев.
Витаутович остановился напротив зеркального стекла со светящейся надписью в виде морозного узора: «Ресторан». Перед нами разъехались двери, и оказалось, что это заведение, как и столовая, был двухъярусным. О чем-то страдала скрипка, спорящая с саксофоном, но в полумраке виднелись лишь силуэты музыкантов. Усатый швейцар у входа сперва преградил нам путь, потом поприветствовал нас спросил, забронировал ли за нами столик. Лев Витаутович сказал:
— Тирликас, стол номер девять.
Швейцар щелкнул пальцами, и к нам степенно подошел официант, солидный мужчина лет тридцати пяти, в белоснежной рубашке, с бейджем «Борис». Вспомнился эпизод из фильма, когда герою казалось, что в подобном ресторане его вот-вот разоблачат: «А ты, мальчик, что здесь делаешь?»
Вслед за ним мы направились мимо столиков, мимо музыкантов в самый конец зала, где были лестницы на второй ярус. Возле них стояли по два здоровенных швейцара, намекая, что простому смертному туда путь закрыт. Над стеклянной стеной висел огромный экран, где, вероятно, будут транслироваться бои. Наверное, элита, приехавшая на турнир, когда устанет, будет коротать время здесь — без отрыва от процесса.
Занят был каждый второй столик, свободные были сервированы пустыми приборами и ждали посетителей. Под живой пальмой висела клетка с крупным попугаем, который, завидев нас, возбудился, забегал туда-сюда и крикнул:
— Привет, добро пожаловать! Привет! Гарри молодец! Гарри добро! Добро покушать!
Олег сидел на стуле с высокой спинкой, больше похожем на трон, и о чем-то сосредоточенно думал. Его травмированная рука покоилась на перевязи. Он так погрузился в мысли, что заметил нас, только когда Витаутович развалился на диванчике и сказал, потирая руки:
— Саня, непонятно, каким по счету ты будешь драться, потому ограничишься коктейлем, а мы с Олегом возьмем борщеца. Может теперь себе позволить, к сожалению… М-да… — Он хмыкнул, посмотрел на официанта. — Борщ, двоим. Котлеты, две порции по две штуки. Пюре, две порции. Один коктейль молочный для спортсменов.
Официант забил заказ в планшет, повторил его вслух, чтобы уточнить, все ли правильно, и удалился. Олег с ненавистью смотрел ему в спину. В принципе, его злость понятна, но… Но он хотел уйти, потому что… Я впервые считал то ли мысль, то ли эмоцию. Он ненавидел нас за то, что проиграл.
— Вы бы хоть спросили, хочу я те котлеты или нет, — пробормотал он, перевел взгляд на меня — на Витаутовича смотреть боялся.
Кажется, я догадался, что будет дальше.
— Я не понял. У тебя ко мне претензии? — Витаутович взглядом пригвоздил его к спинке стула.
— Да понятно всё с вами, Лев Витаутович.
Тренер напрягся.
— Что ты мне хочешь сказать, Олег?
— А то, что на хер мне ваше «Динамо» не сдалось! — прошипел он, упершись в стол и глядя на Витаутовича — Никакой пользы от вас нет! И если вы не можете обеспечить своим спортсменам элементарное — условия труда, значит, тренер вы говно. И «Динамо» ваше говно! Мне серьезные люди контракт предлагали! Деньги, квартиру, машину! Все, чтобы я за них бился! А вы мне? — Он скривился и передразнил: — «Честь мундира, честь мундира».
— Честь мундира! — гаркнул попугай.
Витаутович молчал. Смотрел на Олега и молчал, и из его взгляда уходила жизнь. А может, это уходила жизнь из Олега во взгляде тренера? Он смотрел на него, как на что-то дохлое.
— Это все претензии? — вскинул бровь он.
— Хочешь перейти на темную сторону ради печенек? — обратился я к Олегу.
Естественно, он не понял мем из другого мира, построенный на чуждых аллюзиях, побагровел до кончиков ушей.
— А ты вообще… дебил малолетний. Что бы ты понимал?..
— Что я понимаю? То, что ты пошел по стопам Барика, — парировал я. — Но остановиться еще не поздно.
На языке вертелось: «Я чувствую в тебе борьбу» — но это была неправда.
Олег так вытаращился, что, казалось, его глаза лопнут. Швырнул деньги на стол и убежал, вернулся, забрал деньги демонстративно, и
