Сергей Лукьяненко - Шестой Дозор
Шум в холле возобновился. Ведьмы сновали туда-сюда, кто-то, входя, садился у бара прямо в лыжных костюмах и ботинках, попивая горячее вино, кто-то уходил в номера. Умеют же ведьмы устраивать свои шабаши!
– Все занято, все-все собрались, – бормотала Вальдфогель, ведя нас к лифту. – Уж не обессудьте, я вам простой номер забронировала, ну так вам же не ночевать, только в порядок себя привести… Прокатились хорошо? Как снежок?
– Спасибо, получили огромное удовольствие, – ответил я.
– Вот и славно, вот и славно… Вы чаще приезжайте к нам кататься, тут хорошее место, а гору я попросила, она вас запомнила – не разобьетесь, не сломаетесь, если уж совсем глупить не станете, конечно…
Что в ее словах было ведьмовской похвальбой, на которую все они мастерицы, а что правдой? Могла ли ведьма «попросить гору»? А если да – то что имеется в виду? Я не стал расспрашивать.
Мы поднялись на лифте. Вальдфогель открыла дверь ближайшего к лифту номера (я как-то опытным путем установил, что это, как правило, самые маленькие и неказистые номера, которые получают одинокие непритязательные коммивояжеры и курящие путешественники с внешностью алкоголиков, которые с большой вероятностью будут среди ночи ломиться на улицу). Но нам действительно тут не ночевать.
В номере было тесно, но чисто и аккуратно. На кровати, слишком широкой для односпальной и слишком узкой для двуспальной, лежали великолепный мужской костюм из темно-синей шерсти, белая сорочка, галстук, носки, трусы и модельные туфли.
Рядом лежало длинное черное платье, к моему удивлению, выглядящее слегка поношенным, черные колготки, черные трусики с черным лифчиком и черные туфли.
Надя возмущенно повернулась к ведьме.
– Простите, фройляйн, – невозмутимо сказала та. – Я не хотела вас смутить. Но вы все-таки с отцом, а не с молодым человеком, и вряд ли вашего отца так шокирует вид ваших трусиков.
Надя вспыхнула, сгребла одежду и исчезла за дверью ванной комнаты.
– Ах, дети… – вздохнула Вальдфогель. – Но я ничего не могу поделать. Девушка, впервые посещающая шабаш, обязана одеться в классическом стиле. Все черное. Некоторые полагают, что белье может быть белым, но я считаю это недопустимой вольностью. Вначале начинают сморкаться в бумажные салфетки, потом не бреют волосы под мышками, заканчивают белым бельем под черное платье – и вот, полюбуйтесь, рушатся государства, падают нравы, сирот отдают на воспитание содомитам, а в церквах устраивают выставки.
– Какая вы неполиткорректная, фрау, – сказал я, стягивая тяжелые ботинки и начиная расстегивать комбинезон.
– Да, я такая, – вздохнула ведьма. – Киндер, Кюхе, Кирхе – как говорят в Германии. Здоровое общество начинается со здоровой семьи и хорошего вкуса! Вам помочь, герр Антон?
– Справлюсь, – стягивая комбинезон, сказал я. – Вы не будете против, если я не стану мыться, а просто оботрусь вот этим покрывалом и надену чистое?
– Не стану, – сказала ведьма. – Запах мужского пота – лучший аромат для женщины. Вы не будете стесняться переодеться при мне?
– Ничуть, – ответил я, скидывая пропотевшее белье.
– Как жаль. – Этта вздохнула. – Я обожаю свое ремесло, мне нравится быть ведьмой, и я хорошая ведьма, поверьте, Антон. Но как же обидно, что наша внешность так… неприятна.
– Этого ведь никто не видит, – сказал я, быстро одеваясь. – И на здоровье вроде как не влияет.
– Я-то сама вижу, – пожаловалась ведьма. – Вы видите.
– Ой, да ладно, нашли проблему! – махнул я рукой. – На Иных свет клином не сошелся. Можно подумать, мы такие мачо, что без нас и мужиков-то на свете нет…
– Галстук повязать? – поинтересовалась Этта. – Мужчины никогда не умеют завязывать галстук.
Я кивнул, протягивая ей галстук – темно-синий, в тон костюма шелк с вышитыми на нем золотистыми звездами.
– Всем мужьям завязывала, – бормотала Этта, прикидывая галстук к моей шее, хмуро оглядывая его, прикладывая к пиджаку. – И Гансу, пусть ему спится хорошо, и Вольфгангу, и Альфреду, знать его не желаю, и Отто, и Конраду, и Людвигу, и Базилю… а он, кстати, из ваших был, из русских… И еще Антонио и Хорсту…
– Сколько ж у вас мужей было? – спросил я.
– Да под сотню… – Этта махнула рукой. – Не думай, Городецкий, я их не всех хоронила, обычно поживем годка два-три, как-то и мне становится скучновато, и мужиков на подвиги тянет, а я этого не люблю… Вот и разводилась или просто уезжала… Только с Гансом всю жизнь прожили, и с Альфредом, будь он неладен, и с Людвигом…
Дверь ванной отворилась, вышла Надя. Слегка смущенная.
– Как я?
Я придирчиво осмотрел дочь. С удивлением сказал:
– Ты знаешь, а неплохо. Платье как по тебе шили… хотя мне кажется, оно не новое.
Этта захихикала.
– Угадал! Оно не новое, в нем уже три века девушки на первый шабаш ходят. Но под фройляйн Надю его подгоняли, весь день портной работал…
– Ты тоже великолепно выглядишь, папа, – сказала Надя. – Тебе надо носить костюм и галстук. Это так… очаровательно старомодно.
– Спасибо, родная, – кивнул я. – Ты умеешь создать отцу бодрое настроение. Фрау Вальдфогель, как у нас со временем?
– У вас есть четверть часа, – сказала ведьма. – Вы можете выпить пива или вина в баре. Или водки. Водки? Что вы обычно пьете по вечерам?
– Нет, водку не могу, я обещал своему медведю не пить без него, – ответил я. Надя хихикнула. – Фрау Вальдфогель, а удовлетворите мое любопытство… у вас действительно шестьсот шестьдесят пятая встреча?
Кажется, мне удалось смутить ведьму.
– В какой-то мере да, – уклончиво сказала она. – Понимаете ли, Антон… мы, ведьмы, слегка суеверны. Потому у нас уже почти век – шестьсот шестьдесят пятая встреча Конклава. Потому она и «традиционная».
– Интересное решение, – сказал я.
– Я тоже так считаю, – ответила ведьма без тени иронии. – Ведь главное – это сохранить душевное равновесие и позитивный взгляд на мир.
Я не нашелся что ответить.
Зато Надя негромко сказала:
– Один – один, папа.
Глава 3
Конклав ведьм собрался в ресторане при отеле. Как говорится, «решили совместить заседание и банкет». Нет, гор еды, к счастью, не было, две сотни жующих ведьм – это слишком сильное зрелище. К тому же они в большинстве своем любят поесть, и обильная закуска могла бы отвлечь их внимание даже от начавшегося конца света.
Поэтому на столах были только чай, кофе, вино, пиво и коньяк (многие дамы предпочитали именно его), канапе с красной и черной икрой, фуа-гра на маленьких тостах, различные пирожные и нарезанные торты (ведьмы готовы есть сладкое всегда и в любом количестве).
Мы пришли, когда большая часть дам уже расселась. Большинство предпочитали выглядеть молодо и ярко, но и облик пожилых был обманом, приукрашением реальности. Сила, которой владеют ведьмы, тянет из них красоту и молодость. Они могут жить долго, очень долго, практически вечно – как и все Иные, но мы живем свою долгую жизнь в молодых телах, а ведьмы – в старушечьих.
Фрау Вальдфогель, одетая в роскошное вечернее платье и несовременные (и явно дорогие) украшения, повела нас к столу, за которым, очевидно, собрались самые уважаемые ведьмы. Все, насколько я видел, были Высшие. Сидела среди них и Хохленко, но, как мне показалось, это было неожиданным для нее самой. Скорее всего московскую Бабушку позвали за главный стол из уважения к нам.
«К Надежде, – мысленно поправился я. – Не к нам. К Наде. Она их интересует».
Мы пробирались мимо столов, за которыми выпивали и закусывали ведьмы, и до меня доносились обрывки разговоров.
– …Джек был славный малый, славный. Но с таким детством, ты же понимаешь, голубушка, голову в порядке не сохранишь. Психологов тогда не было. Вот он и взъелся на этих бедных проституток…
– Нет-нет! Ты все неправильно поняла! Физическая невинность совершенно не важна, то есть желательна, но не является главным критерием! Важна невинность духовная, я бы даже сказала – наивность духовная, чистота, исходящая из глубин сердца, девственность сознания! И вот сердечная мышца именно такой девственницы, будучи обработанной правильным образом…
– Какая гадость, – тихо сказала Надя, беря меня за руку. Она тоже вслушивалась в разговоры. – Одно радует, я на такую девственницу точно не потяну!
Я сделал вид, что не услышал.
Были, впрочем, разговоры и более спокойные.
– Ранним утром! Едва лишь краешек солнца появится на небосклоне – выходишь в поле, начинаешь собирать бутоны. С добрыми мыслями, с улыбкой на губах, можно с тихой песней…
Возможно, если бы мы послушали дальше, то выяснилось бы, что собранные цветы надо использовать для какой-то гадости. Но мы не дослушали, подошли к своему столу.
Да, по сравнению с собранием вампиров здесь все было очень мило – особенно если не вслушиваться и не пытаться смотреть через косметические заклинания.
Улыбающиеся девицы и старушки, так и норовящие чмокнуть Надю в щеку, а меня приобнять. Обилие розового цвета в одежде – дочь оказалась едва ли не единственной, одетой в черное. Какие-то шуточки, прибауточки, улыбочки, кусочки тортиков, плывущие на блюдцах со стола на стол, разливаемый чаек – а также винишко, пивко, коньячок. Конклав ведьм походил на стайку маленьких пушистых зверьков с розовой шерсткой, сосредоточенно жующих и умилительно виляющих хвостиком.
