Terra Mirus. Тебе не кажется - Наталья Борисовна Русинова
— Но это же подло, обманывать хворых и неразумных! — Индра побелел от возмущения. — Тем более, у вас сейчас поощряется честность и доброе отношение к миру и ко всем живым существам, разве нет?
— Хороший вопрос, дружок, — Илона подошла к детям и присела рядом. — Видишь ли, говорить можно все, что угодно, надо же еще и верить в то, что говоришь. А люди — они разные. Один считает, что все равны и всех нужно уважать по умолчанию. А второй — что уважение сначала надо заслужить, умом или поступками, раньше и вовсе за толстый кошелек или дорогую машину уважали. Что же касается таких, как мои ребята, то они ни в какие времена уважением не пользовались и равными остальным не считались. Конечно, есть и те, кто им сочувствует и помогает, но большинство по-прежнему думает, что они наверняка в прошлой жизни нагрешили, раз такими родились. Поэтому и обмануть их не считается зазорным. В глазах обманывающего они хуже, чем обычные люди, а значит, и прав у них меньше.
— Индра, а в вашем соколином царстве к тем, кто с ограниченными возможностями, хорошо относятся? А к старикам? — шепотом спросила Алиса, поглядывая, как присаживаются на лавку около колясок три бабули из общего отделения.
— У нас хорошо, — кивнул сокол, но по его рассеянному взгляду было понятно, что мысли его одолевали не очень радостные. — Мы используем для лечения болячек магические кристаллы, практически от любой хвори спасающие. Правда, отрубленную в битве конечность никто не прирастит и мертвеца не оживит. Но раненым воинам, которые больше не могут сражаться, а также вдовам и детям погибших ежегодно выплачивается хорошая компенсация из казны, ее хватает на безбедную жизнь.
— А если не на войне? — не отставала Алиса. — Если просто состарился? Мало ли, пекарь какой-нибудь, оружия в руках не державший? Или вдова, у которой муж был воином, но вернулся с войны и дожил до старости? А детей, которые бы их кормили, нет? Всякое бывает, ты же бабу Нину видел.
И тогда сокол поднял голову и посмотрел на девочку задумчивым взглядом.
— Я не знаю, — признался он. — В столице, где я живу, нуждающихся нет, это точно. Всегда можно прийти за помощью к нашим казначеям, они по приказу повелителя дают деньги из казны на то, что необходимо. Крышу новую на дом поставить, приданое дочери обеспечить, если родители больны и не могут работать, да мало ли, какие нужды бывают. Немощных стариков и одиноких тоже не бросают наедине с бедой.
— Отчего же тогда ты пригорюнился? — Илона придвинулась к парню ближе. — Не печалься, расскажи, может, легче станет на душе?
— Я не пригорюнился, — Индра помотал головой. — Просто вы спросили, как у нас живут старые и больные, а я понял, что никогда не задумывался об этом… Конечно, они не нищенствуют. Но ходит ли кто-то с ними гулять? Для нас ведь небо и солнце еще важнее, чем для вас, это наша стихия. А лежание в кровати в четырех стенах убивает медленнее, но вернее, чем удар клинком. Клинок может хотя бы промазать. А тут без вариантов…
— Ну, вот и учись по-настоящему, вернешься домой — действительно возглавишь гулятельное движение, — засмеялась Илона. — Что толку кручиниться, если можно многое исправить? У нас-то руки и ноги на месте, и мы можем им помочь. Кстати, надо бы их поглубже в тень передвинуть. А то и вправду жарковато…
Пока Илона с детьми перекатывала коляски ближе к березам, вернулся Мишка с пакетом сладостей и горстью таких же мятых купюр на сдачу. Дети живо раздали шоколадки старикам, не забыв и тех, кто сидел на лавочке.
— Хороший мальчик какой, культурный, не то что другие, — умилилась вездесущая Кузьминична, принимая плитку шоколада. — Как звать-то тебя, касатик?
— Индра, бабушка, — вежливо представился сокол.
— Чегоооо? — бабка тут же перестала улыбаться и взглянула на него с подозрением. — Не нашенский, что ли?
Однако шоколадку запихала в карман поглубже, даже не подумав поделиться с остальными. Но другим сплетницам было не до сладкого — на десерт подвезли нечто более интересное.
— Не нашенский, конечно. У кого ты такие глазищи огромные да зеленые видела? Ишь, как зыркают, — добавила не менее склочная баба Мила.
— Наградила же Вселенная имечком, и не выговоришь! Небось, из-за этого, из-за бухра приехал? — прошамкала третья старая перечница, Николаевна. — Все у них не по-людски, слыхивала, и хлеб они «бредом» обзывают! Вот уж наградили бедного дитенка именем, стыдно перед соседями даже сказать!
Сокол от неожиданности растерялся, а затем смутился и не нашел слов, чтобы ответить. Возмутившаяся чужой беспардонностью Илона только собралась вмешаться, как сзади громко стукнула о землю палка с железным набалдашником.
— А ну цыц, раскаркались, вороны старые! — рявкнул густой бас. — Нет, чтобы «спасибо» сказать за угощение, сидят, языки свои поганые чешут!
К скамейке подошел пожилой мужчина, которого назвать дряхлым ни у кого не повернулся бы язык. Высокий, до сих пор стройный, он хоть и шел с трудом, зато держал спину прямо, как будто сзади к лопаткам привязали деревянный шест. Одет в поношенный и давно вышедший из моды, но чистый и тщательно отглаженный костюм. Облик довершали совершенно седая и очень густая шевелюра, изъеденное глубокими морщинами лицо, и при этом живые и не по-стариковски яркие голубые глаза.
— Нашенский пацан, я вам говорю, поняли? — грозно наклонился он над ошарашенными сплетницами. — И имя нашенское, у меня племянника также зовут, хотите — верьте, хотите — нет. Книжки больше читать надо и кругозор расширять, а то так дурами и помрете. Тьфу на вас!
Кузьминична открыла рот, набирая дыхание перед тем, как закатить самый грандиозный скандал в своей жизни. Даже начала вставать со скамейки, но вдруг поняла, что вокруг стало подозрительно тихо.
Замолчали деды за игровым столиком, развернувшись в их сторону. Постояльцы лежачего отделения с интересом навострили уши, предвкушая бесплатный и неожиданный спектакль. А самое главное — молчали, слегка отстранившись, обе ее товарки. Даже платки поснимали, вроде как жарко, а на самом деле — чтобы лучше слышать. Вот уж повезло так повезло, сейчас пищу для сплетен на весь месяц дадут!
Евдокия Кузьминична являлась знатной склочницей, с большим опытом и стажем. Вся жизнь ее служила великой цели: нести разным людям свет истины и новые знания о самих себе, которые до этого сгенерировал ее воспаленный бредовыми идеями разум. Да и в лечебнице для душевнобольных, положа руку на сердце, ее давно ждали с распростертыми объятиями, хотя бы на двухнедельную терапию раз в полгода.
Но
