Шатер отверженных - Марина Леонидовна Ясинская
– Нас не видят. Нас не слышат. Мы не живы. Мы не дышим, – продолжал тянуть свою мрачную песенку невидимый в ночи мальчишка.
По здравом размышлении, эти мрачные слова никак не могли принести успокоение, но прямо здесь и сейчас, в окружении этой страшной, пугающей ночи, они каким-то странным образом успокаивали. То ли голос Апи свидетельствовал о том, что в цирке остались живые люди, то ли, наоборот, слова «мы не живы» срабатывали на подсознании, и оно считало, что раз все и так уже не живы, то не стоит беспокоиться о том, что они сейчас могли умереть.
– На арене… под шатром… все уйдут – и мы умрем, – разносились протяжные слова по воздуху. Когда последний звук растаял, из темноты, которая особенно сильно сгустилась за слепящими фарами невидимых чужаков, раздался угрожающий рокот, который становился все громче и громче.
«Новые чудовища? Мало нам было гончих!» – первым делом подумала Кристина, и у нее мелькнула предательская мысль, уж не наказывает ли цирк таким образом за то, что директор, на которого он недвусмысленно указал, отказывается исполнять свои обязанности.
Ожог на ладони, оставленный медальоном, вдруг стремительно налился жаром и запульсировал. Но прежде чем бурное воображение Кристины успело нарисовать образы мистических монстров, перекрывшая дорогу шеренга разъехалась, пропуская вперед автомобиль. Разомкнувшаяся полоса фар на некоторое время перестала слепить глаза, и Кристина увидела, что незнакомые машины чем-то очень похожи на военные: все как одна черные, массивные, с резкими, угловатыми линиями. «Может, здесь проходят какие-то армейские учения?» – подумала она.
Шеренга фар снова сомкнулась, и перед ней остановился массивный джип. Несколько мучительно долгих мгновений ничего не происходило, а потом открылась дверь с водительской стороны, и из салона появилась изящная фигура, двигающаяся с грацией профессионального танцора. Она сделала несколько шагов вперед и замерла. Кристина ожидала, что сейчас услышит что-нибудь вроде «Хелло!» или «Есть кто живой?».
Но вместо этого фигура неожиданно чуть склонила голову и громко сказала твердым женским голосом, обращаясь к кому-то позади Кристины:
– Святые кокона́ты, какая встреча!
Глава 2
После встречи с Капюшоном у Тины было подозрительно хорошее настроение, и Кирюше это не нравилось. Он был уверен, что чем лучше здесь Тине, тем хуже где-то там Кристине.
После обрывка загадочного разговора, который ему удалось подслушать на автобусной остановке, Кирюша понял, что у него набралось слишком много непонятных и загадочных данных, их нужно, во-первых, не забыть, а во-вторых, как-то систематизировать; возможно, тогда они обретут хоть какой-то смысл.
Решив, что лучше всего с обеими задачами справится шариковая ручка, Кирюша взял из аккуратной стопочки на полке тетрадь в клеточку. На обложке были нарисованы гоночные машинки, одна красная, с желтыми полосами, а другая синяя, с белыми ромбами на дверцах. Вытянутые фары красной машины казались прищуренными глазами, отчего сам автомобиль выглядел этаким хитрецом…
Поймав себя на том, что его мысли, как обычно, уходят куда-то в сторону, в бесконечное разглядывание деталей, Кирюша заставил себя сосредоточиться и вспомнить, зачем он взял тетрадь, а то так он и простоит с ней два часа, глядя на обложку. Записи. Записи о Тине. Чтобы не забыть. И чтобы, возможно, понять, что происходит.
Кирюша прислушался к доносящимся из квартиры звукам. Мама чем-то деловито гремела на кухне, отца, как обычно, не было, а Тина еще не вернулась из школы. Прекрасно, ему никто не помешает.
Открыв тетрадь на первой странице, Кирюша занес над ней ручку и задумался: с чего бы начать? Вопрос оказался неожиданно сложным. Записать сначала про то, как Тина стояла, качаясь, на перилах балкона? Как говорила с какой-то голограммой на кухне? Как бегала, словно большой паук, в подвале возле разведенного костра? Как называет его Кириллом, а не Кирюшей? Как стала по-другому одеваться? Как говорила с Капюшоном? А может, сначала записать, как Кристина пришла домой, когда там уже была Тина, но мама ее не увидела? Или лучше сначала записать новые непонятные слова, которые он от нее услышал? Фамильяры, яггер…
В конце концов Кирюша пришел к выводу, что начать надо с самого начала. И он записал: «Все началось, когда Кристина пошла со мной в цирк, который приехал к нам в город».
* * *
Кристина обернулась, пытаясь понять, к кому обращены слова незнакомки, и увидела, как между разбросанными по дороге и обочине машинами «Колизиона» к ним быстро шел Мануэль.
«Откуда она его знает?» – удивилась Кристина, краем глаза замечая, что вот теперь из автобусов и трейлеров «Колизиона» начали появляться люди.
Мануэль подошел к женщине и остановился на расстоянии вытянутой руки.
– Ронда, – сдержанно кивнул он.
– Как сухо и официально, – с легкой усмешкой ответила женщина, подходя ближе к Мануэлю. – Словно нас ничего и не связывает.
Теперь, когда Ронда вышла из слепящих лучей фар, превращавших ее в черный силуэт, Кристина сумела рассмотреть детали. Дерзкое каре темных волос, стройная фигура затянута в черный комбинезон, поверх накинут длинный, до пят, плащ, массивный ремень на талии, а на нем… да, это были самые настоящие ножны, длинные и немного изогнутые! У нее что, там и правда сабля? Как у пирата? А еще у женщины были яркие черные глаза и улыбка, обращенная к Мануэлю, – вроде бы и слабая, но при этом обладающая силой, которая может сшибить с ног. Красивая, опасная и уверенная в себе женщина, и она сразу же вызвала почти непроизвольное восхищение – Кристина сама всегда хотела быть такой же.
Неуловимым движением руки Ронда извлекла саблю из ножен, и, прежде чем Кристина успела вздохнуть, острие оружия оказалось под подбородком Мануэля. Женщина потянула клинок на себя, и Мануэль послушно последовал за ним – пока не придвинулся к Ронде почти вплотную. Еще одно неуловимое глазу движение – и сабля исчезла, а воздушный гимнаст оказался в объятиях женщины. Та легко коснулась его щеки губами, и, хотя по всем формальным признакам это был совершенно невинный поцелуй, градус его чувственности зашкаливал.
Кристина с неудовольствием отметила, что Мануэль вовсе не был пассивной жертвой этого странного проявления чувств; он и сам обнял Ронду в ответ, тоже поцеловал в щеку и еще некоторое время держал за плечи, глядя в лицо, прежде чем отпустить.
Что-то очень неприятное шевельнулось в душе, и Кристина поняла: это некрасивое чувство было ревностью.
– А они, кажется, хорошо знакомы, – заметил кто-то позади, и Кристина вздрогнула.
Оказалось, что к ней бесшумно подошел Фьор, и теперь он с интересом наблюдал за разворачивающейся картиной.
– Похоже на то, – отозвалась Кристина,
