Отпуск - A. D.
Алиса улыбнулась ободряюще и повернула голову, заглядывая Саше в лицо. Она улыбнулась слабо и стёрла с лица остатки туши.
–Я просто хочу уехать, и как можно скорее… Ну, хватит тут сидеть. Пошли.
Она неестественно легко подхватила сумку и направилась к лестнице. Алиса сгребла в охапку свой рюкзак и поспешила за ней. Поравнявшись, они молча спускались, уступая дорогу учителям. Алиса легонько тронула Сашину ладонь, холодную и дрожащую; после секундной паузы их руки сплелись в замок.
Они оделись, неискренне посмеиваясь над шутками одноклассников, и вышли. Накрапывал мерзкий, холодный дождик, но капюшон никто не надевал. Саша просто была в пальто без ворота, а Алисе не хотелось. Они так и не говорили: клей ещё не просох, не стоило тревожить тонкий слой и потом смотреть на длинные липкие нити, пахучие и жёлтые, понимая, что они уже ничего не починят.
–Я к бабушке. – Саша всё ещё отводила глаза, но уже не так явно. Она мягко сжала Алисе руку на прощание и направилась в ближайшую арку между домами.
–Пока, – Алиса немного постояла, смотря ей вслед, а затем развернулась и пошла в другую сторону. Мелкий и кислый дождь оседал на волосах и брюках, растворял и размазывал по глазам остатки туши. Очень хотелось поплакать, но на улице Алисе это сделать не позволяло самолюбие. Музыку она не включала, во-первых, потому что шум улицы уже был достаточно угнетающим, и, во-вторых, потому что наушники лежали где-то в рюкзаке, и искать их было лень. Алиса доплелась до подъезда, поднялась на этаж и, чуть не уронив ключи в шахту лифта, наконец добралась до своей двери.
–Я дома!
–Привет, ребёнок. Как дела?
Мама сидела в гостиной на диване и смотрела телевизор. Сестра уже убежала в художку, а папа должен был вернуться только через две недели. Кот спал на диване в комнате Алисы. Она бросила портфель на стул и, мимоходом потрепав рыжие пушистые уши, пошла мыть руки.
–Нормально.
Голос еле заметно дрогнул, но маме с её почти животным чутьём этого было вполне достаточно.
–Что случилось?
*катастрофа*
–Ничего.
Глаза предательски наполнились слезами. Проскользнув в ванную, Алиса умылась и глубоко вздохнула. Вроде бы успокоившись, она вышла и направилась на кухню. По пути мама поймала её за руку и, заглянув в глаза, настороженно спросила:
–Я же вижу, что что-то не так. Расскажешь?
Алиса плюхнулась на диван рядом с ней. Положила голову ей на колени, затылком к животу. Снова глубоко вздохнула. Телевизор потемнел.
*я не хочу об этом говорить*
–Мы с Сашей поругались.
–Из-за чего?
Мама мягко гладила её по голове. Вообще Алиса не любила, когда кто-то трогал её волосы: но мамины руки всегда были как-то по-особенному нежные, сухие, тёплые и мягкие. От них не хотелось уворачиваться и после них на волосах не оставалось ощущения грязи. С каждым прикосновением напряжение спадало, и ледяная палка внутри таяла. Почувствовав сырость на коленях, мама прижала Алису к себе.
–Из-за этого сокола ясного что ли? Господи. Вот тоже, нашла из-за чего расстраиваться! Ревнуешь её?
Алиса только громко шмыгнула носом в ответ и вытерла немного воды со щёк. Мама продолжала её поглаживать и, неизвестно какой частью мозга угадывая, что происходит в Алисиной голове на самом деле, говорила самые нужные слова:
–Успокойся, не переживай. Думаешь, она нужна тебе больше, чем ты ей? Это неправда. Просто сейчас у неё в голове командует целая команда гормонов, и она их внимательно слушает. Она немножко поиграет и успокоится. Тебе это тоже потом предстоит, так что вместо того чтобы рыдать, понаблюдала бы и посмотрела, что стоит делать, а что не стоит выносить из головы и пугать людей.
Алиса усмехнулась. В последнее время она всё чаще осознавала, что мама знает её лучше её самой. От этого становилось страшно и очень неловко, но при этом было чуть-чуть легче и хотелось свалить на неё ответственность за выбор своего будущего. Сейчас, правда, хотелось просто лежать как кот и смотреть в стену. Но подпитывающее депрессию ничегонеделание имеет неприятное свойство прекращаться в самый неподходящий момент самым досадным образом.
–Ты посмотрела вузы, куда документы будешь отправлять?
–Нет.
–Почему?
*я не хочу об этом думать*
–Не знаю.
–Ты вообще кем хочешь стать?
*не знаю*
–Не знаю. Космонавтом.
–Ты медосмотр у психиатра не пройдёшь. А если серьёзно, чем ты хочешь заниматься?
–Откуда я знаю, мам?
–Вот ты молодец. А кто должен знать? Это кому нужно – мне, что ли? Останешься здесь, и всё.
*ни за что!*
–Нет!
–Почему? Ты же не хочешь сама думать, так что я решу за тебя.
*не в этот раз*
–Я здесь не останусь.
–Почему?
*потому что я достойна большего*
–Потому что не хочу.
–Такая ты интересная. Ты до каких пор собралась всё откладывать? Ты понимаешь, что за тебя никто ничего не сделает? Выбирать придётся, рано или поздно. Понятно, что ты заморачиваешься по поводу того, что этот выбор определит всю твою жизнь, но сделать его нужно, и как можно скорее.
*да я сделала уже. Будто бы*
–Ну, вот так получается. Я пока не знаю.
–А по-моему так ты там себе уже чего-то напридумывала, а сказать боишься.
Потрясающей силы материнское чутьё: «Ты что-то там себе надумала, а сказать боишься». Но Алиса не боялась. Просто не хотела. Ну, или…
Ладно, она боялась. Немного. Боялась, что мама не поймёт, раскричится, начнёт сначала отговаривать, а потом запрещать; Алиса боялась остаться одна со своей мечтой, маленькой, розовой и слабенькой, и загубить её редкими поливами или перекормить удобрениями.
Она хотела стать писателем. Самоуверенно считала себя достаточно умной для того, чтобы добиться успеха, даже отправила рассказ на конкурс в американский журнал. Когда она начинала писать, то чувствовала, что может совершить хоть что-то значимое в своей жизни. Она думала только о себе; думала о том, на что способна – прекрасно понимая острую необходимость пахать на пределе своих возможностей, иначе станет просто нестерпимо скучно жить. Ей хотелось занять своё
