Восхождение язычника 2 - Дмитрий Шимохин
Уже двое суток персы штурмовали башню. Пару часов назад они окончательно заняли второй этаж, а мы сидим на третьем. Все, отступать некуда.
Интересно, а моя семья узнает, что я погиб? Погиб, защищая какую-то крепость на границе, вдалеке от дома, в тысячах километрах от них.
Думаю, узнают, ведь Гостивит и Дален сейчас с Андросом. Они вернутся домой и передадут обо мне весть. Весть о моей смерти. Отец выругается, смотря на всех хмурым взглядом, а вечером нальет себе медовухи. А мать и сестра будут рыдать в истерике.
Потом они справят тризну по мне, будут пить и гулять, вспоминая меня. Эх.
А я ведь сильно боялся, что это мне придётся сообщать о смерти друзей, поэтому и не хотел их брать с собой изначально. Что мне придётся смотреть в глаза их родичам и нести дурную весть. А вон как вышло.
Мой взгляд вновь прошелся по лицам окружавших меня бойцов. За эти проклятые два дня они мне стали родными. Прикрывали друг друга в бою и поддерживали, а как иначе-то?
Ведь мы здесь все обречены на смерть. Поначалу была ругань, даже пара драк вспыхнула, но после все взаимные претензии куда-то ушли, ведь это такие мелочи перед лицом смерти. Она нас объединила.
Да и осталось нас еще меньше, двадцать пять бойцов в мятой броне.
— Завтра штурмовать будут, а может, даже и ночью, — мой голос показался мне сухим и незнакомым.
— Хех, открыл истину, ты прям как монах, может, тебе туда надо было пойти, любят они такое говорить, — откликнулся Вукол, щеря зубы в улыбке.
— Ха-ха-ха, — понеслись смешки со всех сторон, даже у меня вылезла на лицо улыбка.
— Я представил Яромира в рясе и с топором, он сначала говорит: «Отчего же вы грешите?» А потом достает свой топор, и раз по голове, и такой задумчивым голосом: «Идите и не грешите», — вставил Демид, сидящий в углу, только его глаза и сверкали в наступающей темноте.
И вновь раздались смешки.
Я же продолжил свою мысль:
— Значит, завтра будет последний штурм и последний бой, вот только знаете что? Я не хочу умереть в этой комнате, надоела она мне. Я хочу принять этот бой, крепко стоя на земле. А над головой чтобы было синее небо и солнышко светило, ярко-ярко, а не сдохнуть, словно крыса, загнанная в клетку. Так что завтра с рассветом я выйду, выйду из башни и пойду в бой.
А парни задумались над моими словами, по комнате разлилась тишина. Бойцы думали.
— Предлагаешь дать бой на улице, выйти из этих стен? — после молчания медленно проговорил Амон.
— Ну да, — я пожал плечами, — чего ждать-то?
— Действительно, нечего, — грустно вздохнул Амон, — я с тобой.
Там и остальные заговорили, поддерживая меня.
— А я на башне буду, в бою я вам не помогу, а так хоть стяг над крепостью поддержу, пока вы биться будете, там еще немного горючего масла осталось, они не получат ни стяг, ни меня, — обреченно выдал Филип.
У него была сломана пара ребер и нога, а у меня пуст резерв, чтобы его лечить.
За ночь он, конечно, восполнится частично, но…
* * *
Я первый спускался по лестнице, ведущей вниз, в башне персов не было.
Грязь, кровь и трупы вокруг, они убирали своих мертвых, а наши так и лежали вокруг, они словно провожали нас в последний бой.
Евтихан и Кирья, Нестил и Конон и остальные, кто не дожил до сегодняшнего боя.
За мной двигался Амон, его губы тихо шевелились, и до меня долетали отдельные слова, он молился.
Может, и мне стоит.
— Триглав, я обращаюсь к тебе, стоя на пороге смерти, я пытался выполнить твое поручение, хоть сейчас и в начале пути, но, как видишь, у меня не вышло, я честно бился и не склонился перед врагами, не запятнал себя трусостью и бесчестьем. Не трогай моих родичей, ведь они не повинны в том, что мне не хватило сил свершить то, что ты мне поручил, — шептал я.
А под ногами пролетали каменные ступени, ну вот мы и перед выходом.
Поехали.
— Ура, — вырывается из меня крик, и я вываливаюсь на улицу.
Под ногами земля, а над головой небо и солнце. Все как я хотел. А спину прикрывают верные товарищи.
Рывок к персу, и я заношу топор для удара.
Глава 19
В себя пришел резко, как будто кнопу нажали, раз — и в сознании. Но лучше бы я этого не делал. В голове словно туман и волны боли, а тело как из дерева, даже шевелиться было больно.
Я лежал на какой-то койке и судя по всему, в шатре. И был укрыт мягким покрывалом, которое откинул с трудом, обнажив голове тело. Все оно было покрыто заживающими порезами и желтыми синяками. Это ж сколько я пролежал без сознания? Прислушавшись к себе, ощутил, что мой резерв полон чуть больше чем наполовину. Возможно, сила жизни и без активного применения лечила меня, так сказать, в пассивном режиме.
Выпустив силу жизни из своего источника, она разлилась по телу, даря облегчение, порезы начали окончательно затягиваться, а синяки рассасываться.
А потом пришли воспоминания. Первым из нас под ударами персов пал Кир, ему булавой размозжили голову, это воспоминание было яркое. Я прикрылся от удара щитом и бросил взгляд направо. И видел, как булава летит ему в шлем, а после сминает его, и Кир валится на землю поломанной куклой. Персы налетали на нас, но мы отчаянно дрались. И в какой-то момент я остался один, резерв пуст. Я не мог больше поддерживать себя силой жизни, снимая усталость. Казалось, что больше не смогу поднять топор, рука разожмётся, и он упадет на землю, а я вслед за ним. Но я стоял на каком-то упрямстве, и мне удавалось это делать просто чудом.
Ярость и ненависть к врагам затопили меня. А потом все как в тумане, бойня и кровавая баня. Это был уже не я. Словно, помимо Яромира и Кощея, был третий. Где-то глубоко в чертогах разума. И в тот момент битвы он явил себя.
Мне было не по себе. В тот момент мне казалось, что он поглотит меня, мой разум. Но когда персы разбежались в ужасе, он отступил туда, откуда явился. Я лишь ощущал отголосок силы, которой он пользовался. И сейчас тоже
