Беспредел - Александр Александрович Подольский
– Если в кране есть вода, значит, жид нассал туда! – Костя снова засмеялся – тоненьким детским голоском. На секунду выпрямился, застыл. Настя и Анжик тоже замерли, затаив дыхание.
Костя медленно наклонил голову набок. Посмотрел направо, на забор. Потом резко, по‑птичьи, дернулся в другую сторону.
«Только не за спину. Только не смотри за спину».
– А ты что, сучара, думала меня бросить? Кинуть меня решила, блядина жидовская, да?!.
Медленно, очень медленно Настя сделала еще пару мелких шажков назад. Они уже, пятясь, обогнули крыльцо – до спасительного угла остался буквально метр. Легкие разрывало от недостатка кислорода – Настя боялась дышать ртом, в горле застрял истеричный всхлип.
– Еще ни одна жидовка меня не бросала, ебанарот… – он снова начал что‑то бормотать. Потом нагнулся, закопошился в багажнике, шурша полиэтиленом. Вытащил оттуда что‑то. Воспользовавшись моментом, Настя и Анжик успели преодолеть оставшееся расстояние и прижались спинами к стене дома.
Во дворе громыхнуло, лязгнуло. Настя, жестом приказав подруге молчать, осторожно отвела ладонь от ее лица и еще более осторожно выглянула из‑за угла: Костя расхаживал вокруг машины, болтая руками в воздухе – разговаривал сам с собой, но с таким видом, будто выступал перед толпой зрителей. Насте все еще с трудом верилось, что это тот самый парень, с которым они все учились в одной школе, который был-то всего на пару классов старше… Но когда он повернулся лицом к дому, Настя убедилась – он. Он, Костя.
Просто Костя… сошел с ума.
– Лопаты говно стали делать, а? – Теперь он смотрел прямо на дом, словно обращался непосредственно к Насте, хотя и не мог видеть ее из‑за крыльца. По бледному, белому лицу ползали пятна.
– Суки пархатые, на всем экономят! Раз копнешь – и черенку кирдык. А еще грибники эти… Ну ничего, ничего, где наша не пропадала!.. А вот… хер вам! – Костя потряс в воздухе кулаком. «Красным от крови убитой им Светки кулаком!» – криком кричала внутри Насти маленькая насмерть перепуганная девочка, но безумец визжал гораздо громче. – Хуй вам, слыхали? – вопил Костя. – ХУЙ! ВАМ! Вот ТАКЕННЫЙ, блядь, необрезанный русский ХУЙ! Если в кране нет лопат… нам топор и брат и сват!
Резко развернувшись, он, пританцовывая, направился в сторону, противоположную той, где скрывались девушки.
– Настя‑а‑а…
– Тише-тише. – Она обняла Анжик за плечи, посмотрела в глаза.
– Настя‑а‑а, он, он…
– Он в любой момент может нас найти, – тихо, но как можно четче произнесла Настя, надеясь, что так до подруги лучше дойдет смысл сказанного. – Надо валить, Анжик, понимаешь?
– Ну не‑е‑е… – Анжик вся мелко тряслась от ужаса. Насте дико захотелось влепить ей крепкую пощечину, от души врезать по дрожащей пухлой щеке. Сдержалась – звук удара мог услышать слоняющийся в округе сумасшедший.
– Ворота, – прошептала Настя. – Он не запер ворота, помнишь?
Глаза Анжик закатились, вряд ли та что‑ нибудь сейчас соображала, в полуобморочном состоянии. Настя, так и не решившись отвесить подруге пощечину, сильно ущипнула ее за полную грудь – Анжик ахнула от боли, но во взгляде проявилась хоть какая-то осмысленность.
– У нас мало времени, – сказала Настя. – Надо бежать.
– Бежать?.. – неуверенно повторила Анжик. – Меня ноги не держат…
Дальше разговаривать было нельзя – Настя услышала шум со стороны сарая. Кажется, Костя снова затянул свою дебильную песенку. В любую секунду психопат мог вернуться – и да, кстати, что он там говорил про топор?
На полусогнутых (хорошо, что на ней были босоножки – «чоботы», как говорил дядя Витя, – а не туфли какие‑нибудь московские на высоких тонких каблучках) Настя пробежала десяток метров до дощатой коробки сортира и встала там, прижавшись всем телом к доскам. Мелкая щепка ужалила щеку, но Настя не обратила внимания на укол. Оглянулась на Анжик – подруга все еще стояла, пошатываясь, у крыльца, с бутылкой в безвольно повисшей руке.
– Если в кране нет воды-ы…
Настя махнула подруге: быстрее, дура, быстрей же! Но та затрясла головой из стороны в сторону: нет, нет, нет, ни-за-что!
– Значит, выпил ее ТЫ! – голос и шаги раздались совсем рядом, буквально в нескольких метрах: Костя возвращался. Анжик медленно осела за крыльцом. Настя замерла, прислушиваясь.
Теперь подруги оказались разделены: одна стояла возле сортира, другая забилась в угол между крылечком и стенкой дома. Настя видела Анжик, а та видела ее, но никто из них сейчас не видел Костю. Судя по звукам, тот опять возился с багажником. Шуршал полиэтиленом, разворачивал сверток, кулек с чем‑то, что – в этом Настя уже не сомневалась – когда‑то было Светой.
Распахнутые настежь ворота манили, притягивали взгляд, но… «Если я сейчас побегу – он увидит». Защекотало подбородок – по щеке вниз, к шее, стекла капелька пота.
– Вот какого хера ты такая жирная стала, а? Слониха, епт! Разве не в обратку теперь должно быть, а?
Тяжелый влажный шлепок. «Вытащил труп из машины», – догадалась Настя.
– Если… в кране… – Натужно кряхтя, Костя медленно выволок тело на середину двора.
Она поняла это по звуку и по тому, как столь же медленно распахивались глаза Анжик – та могла видеть происходящее, из ее угла обзор был лучше. И к тому моменту, когда Костя закончил, глазные яблоки Анжик уже вылезали из орбит, напоминая белые мячики для настольного тенниса, которые кто‑то словно воткнул в ее рыхлое лицо.
– Дай знак, – беззвучно сказала Настя подруге.
«Дай знак, когда он будет за машиной. Тогда я смогу бежать».
– Ах ты ж, ебанарот!..
Анжик приподнялась. Замахала руками над головой, пуще прежнего пуча глазищи. В последнюю секунду Настя заметила тень на земле у самых своих ног и успела, скользнув по стенке, обогнуть сортир. Костя спешил к воротам. Она услышала быстрые шаги и обежала на цыпочках туалет вокруг, остановившись со стороны, противоположной той, где пряталась сначала. Сбоку лязгали и скрипели петли и створки – Костя запирал единственный путь к спасению.
Настя окаменела, позвоночник будто бы превратился в узкую стальную перекладину, вертикально пронзившую тело. Перед ней открылась жуткая картина – во дворе, между крыльцом и «короллой», прямо на земле лежала упакованная в полиэтилен Света. Костя частично раскрыл сверток, и теперь Настя видела, что ее мертвая подруга полностью обнажена. Одна грудь повисла набок, другая была залита кровью, а из плеча над ней торчал топор, лезвие которого наполовину погрузилось в плоть. Настя видела глаза Светки – один закрыт полностью, а второй лишь наполовину, словно мертвая подружка тайком подсматривала
