Рай-отдел - Юрий Павлович Валин
Игорь прошел в подворотню. Цвет замерзших луж — не очень чистых — неожиданно успокоил. Гадят люди по-прежнему, стало быть, существует в миропорядке определенная стабильность.
В подворотне стабильность намечалась, а во дворе опять увело гостя в незнакомые годы. Одноэтажный «флигель», больше смахивающий на барак, еще вполне помнился, но царящее вокруг него шанхайское разнообразие штакетников-палисадников, сарайчиков, навесов и полунавесов — этого в памяти не осталось. Видимо, уже ликвидировали это безобразие к году въезда в дом маленького Игорька. «Непрерывно молодеет и хорошеет наша столица», хм… А вот ясень, что у навеса, на своем месте. Памятное дерево — как-то соскакивал мелкий уже туземец-Игорь с него, неудачно мазнул запястьем по стволу, а там рейка была приколочена. Ну, от самой рейки мало что на тот момент оставалось, а гвозди вполне себе торчали. Зацепился о ржавое острие, потом сидел под деревом, с ужасом смотрел, как глубокая лунка на руке кровью заполняется. Крепко текло. Боли особой не ощущал, но мысли раздирали сплошь панические — «все, вену порвал-порезал, теперь кровью изойду». Обошлось, но метка на руке осталась…
Засадный керст зачем-то поддернул рукав бушлата, поглазел на голубоватый треугольник шрама. Все на месте, и шрам, и коварное дерево, и планки — недавно их приколотили, кто-то из шпаны здесь хозяйствует. Соорудили трапик на крышу сарайчика, да и повыше по стволу забраться можно — летом среди ветвей малолетнему хулиганью самое место.
Игорь окинул взглядом пустынный двор: сугробы, пьяновато покосившийся, оплывший снеговик с толстым носом-сучком, под жесткой снеговой периной горб единственной «легковухи» — не иначе, еще трофейное немецкое чудо доживает свои последние годы. Керст сделал несколько шагов по неподатливому насту, потрогал нижние ступеньки трапика — вполне надежно. Ну и ладно, теперь план операции наметился, только околеешь его в жизнь претворять.
По внутреннему ощущению, время до визита «жэковых» еще имелось. Надо бы походить вокруг, оценить текущие изменения на местности, да и вообще разогнать хладную керстовскую кровь. И в собственный подъезд пора заглянуть. Он крайний, вполне могут туда и нагрянуть. Э, да что говорить: туда и пойдут, к тому все и клонится, прав начоперот.
Подъезд был рядом, но Игорь упорно не мог на него взглянуть. Обстучал снег с ботинок, поглядел в соседний двор — тот почти стерся из памяти, а ведь прилично там люди жили, комфортно, да и дворник у них был явно получше.
Вздохнув, керст вышел через арку на улицу, зашел в булочную, взял «калорийную» и «городскую». Булки благоухали оглушительно, а вот «песочных по 12 копеек» в ассортименте не оказалось, видимо, еще не освоил отечественный пищепром следующую ступеньку кондитерского совершенствования. Немного странно было впереться в булошную с карабином — раньше продавщица заполошено вопила, если пацаны с хоккейными клюшками или самострелами заскакивали. А сейчас ничего, есть в спецдолжности и свои плюсы.
Жуя булку, Игорь проинспектировал ступеньки пивной и тротуар с лицевой стороны 2-го Бабьегородского и вернулся во двор с другой стороны. От булки «и вообще» полегчало — глядел издали на дверь своего подъезда, потерянное прошлое отступило. Осталось непростое, но понятное настоящее.
— И это правильно, товарищи! — пробормотал керст, и, дожевывая мякоть «городской», пошел к подъезду.
Взвизгнула пружина на двери…
…Как и не уходил. Из подвала тянет горячей сыростью, вдоль стены раскаленные чугунные батареи, дальше висят почтовые ящики. Взмывает вверх первый, необычайно крутой и неудобный, пролет лестницы. Бабушка неизменно ужасалась этой крутизне, ей уже тогда взбираться по неудобным ступенькам было трудно.
Полуживой возвращенец машинально пропихнул мизинец в отверстие почтового ящика, пытаясь нащупать «Вечерку». Ага, и мизинец чуть не застрял, да и вообще рановато для вечерней газеты…
Он поднялся на третий этаж… За дверьми угадывалась жизнь: пиликало радио, пахло куриным бульоном и почему-то канифолью. А за «своей» дверью было тихо. На работе, наверное, все. Керст хмыкнул: соседей-то он знал, а вот кто в «совсем-совсем своей» комнатушке на текущую день-смену обитает, и понятия не имел. Мама обмен оформляла заранее, а когда сына привезла, тут уже знакомая мебель по местам теснилась, на всех старательно выдраенных роскошных двенадцати «квадратах»…
Ладно. Тогда тебя привезли, а сейчас сам пришел. По делу.
Игорь спустился, прихватил из подвала пустой бутылочный ящик, и вышел во двор. После жаркого подъезда снаружи оказалось весьма и весьма свежо. Керст закинул на сарайчик ящик, без особого труда взобрался по рейкам «трапа», утоптал место, утвердил импровизированный табурет. Вот она засада-засидка, во всем своем боевом великолепии. С одной стороны ствол дерева прикрывает, с другой заслоняет возвышение крыши соседнего сарая. Понятно, из окон дома охотник как на ладони, но живым людям до засадного керста нет никакого дела. Собственно, и живые «жэковцы» вряд ли сюда взглянут. Вот Плюс-Один, тот вполне способен учуять. Ну, тут уж действуем по обстоятельствам…
Керстам прохладные засады противопоказаны. Неумолимо тянуло в дрему, которая не совсем дрема, мысли расползались и вяло затухали. Карабин студил пальцы — словно не дерево ложи держишь, а насквозь промерзший металл. Холодное время, холодный керст, холодное оружие… Игорь заставил себя повернуть голову: все казалось что слева, у торца дома появился штабель толстых труб. Да нет же, трубы гораздо позже будут. Сейчас домишко там торчал одноэтажный, палисадник заснеженный…
Снег, серый, ноздреватый, рос на глазах, близились крупинки размером с кулак. Игорь заставлял себя выпрямляться — тыкаться мордой в снег абсолютно несвоевременно. В голове толпились воспоминания, звучали давнишние голоса… Тут даже не замерзаешь, просто дрейфуешь к истинному засмертию. Так ведь рано, дело не сделал. Холодно и сонно. А все начоперот: «шибко не одеваемся, засада комнатная». Дебил юный. Что стоило штаны взять — ватные, кожей облицованные, так ведь и останутся портки на складе даром валяться…
— Игорек, живенько домой! Время!
Это из форточки на третьем этаже. Думал, больше не услышать. А дома тепло, чай, бутерброд…
Идут… А глаза керста не раскрываются. Нет, точно идут.
Игорь пытался разлепить ресницы. Не выходило. Звучали
