Где распускается алоцвет - Софья Валерьевна Ролдугина
– Ну и пускай, у меня хороший оберег от сглаза, – легкомысленно откликнулся Дрёма, съезжая на трассу и выключая сирену. – Щепка от векового дуба, поражённого молнией, качественная такая, почернелая. До сих пор никто не сглазил, хотя пытались.
– Ого! – удивилась Алька, невольно скосив взгляд на заднее сиденье, где рядом с её дорожной сумкой стоял аккуратный кожаный саквояж с выжженными вдоль швов обережными знаками. – А что у вас ещё с собой из рабочих инструментов?
– Голова, – усмехнулся он. – Так, по мелочи. Кости разные, ножи, горсть земли с кладбища, пряжа… Я не люблю с прялкой сам возиться, но приходится.
Вот на этом месте Алька его по-настоящему зауважала и даже почти простила бесцеремонность, потому что сама до прялки так и не добралась, хотя у бабушки, конечно, она была.
– Я только вышивку взяла, – призналась она смущённо. – Думала, может, в дороге займусь…
– Лучше не надо, палец уколоть можно, я вожу не слишком аккуратно, – качнул головой Дрёма. – Вы ведь пристегнулись? Хорошо… Из необычных предметов у меня с собой только вороний камень, но после заварухи с моровыми девами я, если честно, без него выходить побаиваюсь.
Алька поёжилась.
Тот жуткий случай с разбитой музейной вазой и всем, что было дальше, по большей части прошёл мимо неё, она даже не заразилась ничем, спасибо маме; но из группы в универе у неё двое умерли – один от скарлатины, другой от кишечной инфекции, а больницы ещё два месяца были забиты так, что людей приходилось класть в коридоре. Больше всего жертв было среди обычных городовых – у сыскарей хоть обереги водились, а вот оснастить средствами защиты служащих рангом пониже никто не догадался.
– Ещё бы, – пробормотала она, разглядывая березняк за окном; ещё неделю назад там были только редкие проблески золота в листве, а теперь кроны почти целиком позолотели. – Вы тогда чудо сотворили, когда переловили их.
– Чудо сотворил исторический факультет Государственного гуманитарного университета, – возразил Дрёма. – Точнее, их завкафедрой, Белава Стриж, не женщина, а кремень… Она перевела письмена с разбитой вазы и помогла расшифровать имена, а я просто удачно составил заклинание, дело техники. Но без вороньего камня на призыв сразу девяти моровых дев не решился бы.
– А камень правда исцеляет болезни?
– Ну, вряд ли, хотя, вообще-то, я больничный не брал уже много лет. Но от наведённых, колдовских хворей защищает хорошо, а ещё может на короткое время парализовать ту же моровую деву, если подойти к ней близко…
Болтать Дрёма любил и умел. Он с удовольствием рассказал, как добыл вороний камень – из гнезда на высоком ясене в заповедной роще, потом – о том, как выкуривал рехнувшегося лешего из городского парка, как накрыл организованную группировку ведьм, промышлявших порчей, изготовлением ядов и прочими тёмными делами… Алька слушала, едва ли не рот открыв; некстати вспоминалось, как она мечтала когда-то и сама устроиться в сыск, нести добро, спасать людей.
И как Светлов всё это уничтожил.
– …и в целом всё закончилось хорошо, но собаку я теперь вряд ли заведу, в том числе и поэтому. Да и гулять с ней некогда… Если я вас утомил, то так и скажите, – попросил Дрёма весело, сворачивая к заправке, когда они миновали Вышние Вершки. – Так, постоим тут немного, минут двадцать, я хоть ноги разомну и прогуляюсь по солнцу, а то в сон клонит ужасно, а это нехорошо.
Заправка посреди чистого поля, если честно, выглядела подозрительно. Но рядом с ней стояло перекошенное здание с вывеской «Столовая номер один», а на стоянке было припарковано несколько фур, возле которых курили водители-дальнобойщики… Да и Дрёма завернул сюда уверенно, словно дорогу знал – и место тоже.
– Может, кофе возьмёте?
Он погрустнел:
– Я уже утром пил, а много мне нельзя. Сразу руки трясутся и тревога шарашит, а для колдуна это нехорошо… Алика, тут неплохой магазин на заправке, дальше таких ещё километров двести не будет, если в город не заезжать. Если хотите что-то взять, то берите здесь, ту же воду.
– У вас вроде есть запас, – улыбнулась Алька, кивнув на упаковку в шесть бутылок на заднем сиденье. – Думала, вы поделитесь.
Лицо у Дрёмы стало сложное, точно он был одновременно и польщён и недоволен.
– Слушайте, я, конечно, рад, что вы согласились со мной поехать без лишних вопросов, – сказал он, чуть запнувшись. – И рад, что вы чувствуете себя сейчас в безопасности. Но вообще я бы не рекомендовал вам вот так же соглашаться на поездки куда-то далеко с малознакомыми мужчинами. И тем более брать у них напитки.
Он заехал на заправку – аккуратно, вопреки всем своим заверениям, что водит лихо и небрежно, – и заглушил мотор. Положил руки на руль, вздохнул…
– Обычно наоборот меня боятся, я ведьма же, – сказала Алька, отворачиваясь.
Настроение чуть испортилось – и жаль, ведь место было красивое. Бескрайнее поле, буро-жёлтое; быстро бегущие в небе тучи, сизо-серые, и редкие голубые прогалины, яркие-яркие – точь-в-точь по цвету как Дрёмины глаза; с дюжину древних дубов неподалёку от заправки, а дальше – длинный-длинный овраг, где, кажется, текла речка и по склонам росло что-то красное – рябина и, кажется, алыча.
– На лбу это не написано, – проворчал Дрёма. Повёл носом – и мгновенно ожил, просиял. – О, похоже, они только что пирожки с картошкой испекли! Вот это повезло! Алика, я вам гарантирую, вы таких вкусных пирожков никогда не ели!
Он и впрямь не соврал – в подозрительной «Столовой» готовили простую, но добротную еду. Пирожков Дрёма взял целый кулёк и попросил налить самую большую – полулитровую – чашку малинового морса, а потом, как и грозился, отправился разминать ноги. И не где-то там на стоянке, нахаживая круги вокруг своей припаркованной машины, а прямиком к дубам, через заросшее поле. Алька увязалась следом, прихватив стакан чая, о который было приятно греть руки. И стакан, и чашку им выдали под честное слово, на полчаса – тётка на раздаче в столовой была Дрёмой очарована с первого взгляда, жеманничала, томно смотрела и хлопала ресницами.
«А может, и узнала его, – думала Алька, пробираясь через заросли. Тут были в основном луговые злаки, пожелтевшие и жёсткие, но изредка попадался то чертополох, то лопух, то крапива, особенно ближе к оврагу; иногда приходилось отряхивать куртку и джинсы от колючек. – Его физиономия в каждом выпуске новостей – с ценными комментариями».
Ревностью это, конечно, не было, но чувство всё рано оказалось неприятное – яркая слава Дрёмы точно бежала впереди него, и каждый хотел отщипнуть кусочек. А он словно
